кинжал, не успел даже вскрикнуть.
Забрав пулемет и оставив двух бойцов для прикрытия, разведчики строем, не маскируясь, вошли в деревню. Двух патрульных и часового на противоположном конце села сняли так же бесшумно. Замигали электрические фонарики. Отряд Климова беззвучно вошел в Морозы.
На улице было совершенно темно. Свет горел только в нескольких домах. Партизаны заняли указанные каждому заранее позиции, еще несколько мгновений и в окна полетели гранаты, загромыхали глухие взрывы, а за ними послышались резкие пулеметные и автоматные очереди. Мало кому из гарнизона удалось спастись бегством. Трофеи же, доставшиеся партизанам в этом бою, едва-едва уместились на десяти санных повозках, захваченных здесь же. Это было оружие, боеприпасы, продовольствие, одежда и обувь, другое имущество. Кроме десяти лошадей, тащивших сани, было захвачено еще двадцать — верховых. Это был настоящий обоз, прибытие которого в полк встретили с огромной радостью.
Хочу, кстати, сказать несколько слов о партизанских трофеях отдельно. Читая описание нашей военной жизни в художественной литературе, я обратил внимание на то, что иные авторы как будто состязаются друг с другом в стремлении посильнее поразить читателя цифрами. Когда речь заходит о трофеях, их исчисляют нередко «десятками», а чаще — «сотнями винтовок, автоматов и пулеметов». Что ж, такое тоже бывало, но далеко не всякий раз. Захват трофеев — это большой труд и большая удача. Мы ведь радовались каждому автомату, каждой винтовке, каждому пистолету, добытым в бою. А в беллетристике сплошь да рядом многозначные цифры. Но ведь этим отнюдь не обогащается, а только запутывается и даже в известном смысле обедняется действительная картина. Если бы мы и в самом деле могли захватывать такие трофеи, разве появилась бы в документах опергруппы ЛШПД на Северо-Западном фронте в январе 1943 года запись: «Общая численность вновь созданных (в 3-й ЛПБ. — И. А.) отрядов достигает 1500 человек. Созданные партизанские отряды в настоящее время пока не действуют из-за отсутствия вооружения и боеприпасов»?[81] Перелистайте также сборник документов «Непокоренная земля псковская» (я часто ссылаюсь в этих записках на него), и вы найдете гораздо более скромные, чем в художественной литературе, цифры. Однако они не становятся от этого менее значимыми.
В свете сказанного трофеи, захваченные в Морозах, были довольно велики. Помимо 30 лошадей — 2 пулемета, 80 винтовок, 10 автоматов, боеприпасы и прочее.
Спустя пять дней участь разгромленного вражеского гарнизона разделили и два других — в деревнях Горушки и Рысцово. Отряд гитлеровцев, стоявший в деревне Погорелка, снялся с места и сам ушел в Славковичи, В ближайшей округе врага больше не оставалось.
Все это не могло не взбесить оккупантов. Они предприняли попытку уничтожить полк. 9 февраля в район Сево было брошено свыше 500 карателей. Полк дал бой, а затем, ночью, стремительным броском ушел на 30 километров в сторону, к деревне Владимирец. О том же, что произошло дальше, лучше меня расскажет документ:
«Акт о зверствах фашистского карательного отряда в деревне Сево Навережского сельсовета Пожеревицкого района Ленинградской области.
16 февраля 1943 г.
Составлен в присутствии: Иванова Александра Ивановича, Якушева Василия Кирилловича, гражданки М.[82] из деревни Сево Навережского сельсовета Пожеревицкого района о нижеследующем:
10 февраля 1943 года немецкий карательный отряд ворвался в деревню Сево Навережского сельсовета Пожеревицкого района Ленинградской области и сразу же начал производить расправу над мирным населением. Гитлеровские палачи сожгли шестнадцать домов из семнадцати со всеми надворными постройками. В огне погибло все имущество колхозников. Мирных жителей, пытавшихся выходить из горевших домов, каратели расстреливали в упор, невзирая ни на пол, ни на возраст, или же бросали живьем в огонь. В результате такой дикой расправы было убито и сожжено восемьдесят шесть человек мирных жителей, в том числе семьдесят восемь человек из деревни Сево и восемь человек из других деревень.
Из числа погибших шестьдесят один человек были расстреляны и двадцать пять сожжены живыми. Здесь были четырнадцать мужчин, двадцать семь женщин, сорок пять детей в возрасте от 8 месяцев до 15 лет. Спаслось от расправы девятнадцать человек, которым удалось выбраться из деревни под прикрытием дыма от горящих построек.
О чем и составлен настоящий акт.
За неграмотную гражданку М. расписался С.[83] (проживающий в Кустовском сельсовете Пожеревицкого района)».[84]
Я пробыл в Сево лишь несколько дней, причем самых тяжелых с момента ранения. Безумно болела нога, и я почти все время лежал в одной из изб. Не помню, как ввали хозяйку и ее детей. Даже лиц их не запомнил, они расплывались, как в тумане. И все-таки известие о разыгравшейся там трагедии отозвалось болью в сердце. Ведь это за нас, партизан, приняли смерть безоружные и беззащитные люди! Они дали нам кров, обогрели, накормили, ухаживали за ранеными. За мной ухаживали… А потом в деревню ворвались вражеские солдаты. Да разве солдаты — палачи! Хотелось в бой, хотелось стрелять в этих подонков, для которых самая страшная кара — и та слишком мягка. Но это было невозможно. Из госпиталя не отпускали. Говорили, что еще не время, что надо оправиться от ранения. Несколькими днями позже меня отправили в отпуск.
Я выехал в Пермь, где в это время находилась в эвакуации моя семья. Почти два года не видел я жены и дочерей, надо ли говорить о том, что это была за радость — встреча с ними. Когда же вернулся в Валдай, ждала меня радость другая: мне были вручены сразу две правительственные награды — орден Великой Отечественной войны II степени и медаль «За оборону Ленинграда».
В эти дни угнетало меня одно: никак не проходившая хромота. По-прежнему болело поврежденное сухожилие. Приходилось ежедневно подолгу разрабатывать подвижность стопы специальными гимнастическими упражнениями. И все-таки ходил, как и раньше, опираясь на палку.
Получил наконец назначение: временно, до окончательного излечения, был включен в оперативную группу ЛШПД на Северо-Западном фронте. Я не знал еще тогда, что слово «временно» совсем не означало последующей моей отправки во вражеский тыл, не знал, что в моей военной судьбе опять ожидается крутой поворот. Работал с постоянной мыслью о скором уже возвращении в свой полк, внимательно следил за его делами.
Полк по-прежнему действовал в том районе, где я его оставил. Сюда же вышла и 3-я бригада А. В. Германа. Эта территория, находившаяся в тылу 16-й гитлеровской армии, несмотря на все сложности, была чрезвычайно выгодна для партизанских действий: здесь проходили важнейшие коммуникации группы армий «Север», диверсии на которых срывали доставку военных грузов. К тому же контролируемый партизанами район непосредственно примыкал к Пскову, где находился штаб группы армий «Север», Это позволяло засылать диверсантов и туда, будоража время от времени самую верхушку командования войск неприятеля.
Все это не могло, конечно, не вызвать ответной реакции. И в мае 1943 года гитлеровцы организовали крупную карательную экспедицию, перед которой стояла задача уничтожить партизан и полностью обезопасить стратегически важный район. В экспедиции принимало участие до 12 тысяч солдат и офицеров, авиация, артиллерия, танки.
В течение двух почти месяцев, начиная с 11 мая 1943 года, полк практически не выходил из боев. Днем, заняв выгодные оборонительные позиции, партизаны вступали с карателями в схватку, а с наступлением темноты стремительным броском уходили на 25–30 километров в сторону и занимали новый участок обороны, готовясь к очередному нападению. Когда удавалось, принимали сбрасываемый с самолетов на парашютах груз — боеприпасы. В них ощущался недостаток почти всегда. И беспрерывно направляли на железнодорожные магистрали группы диверсантов: главная задача и в эти дни оставалась неизменной.