Делавэр.

Она с болью смотрела на то, как он ест. Ей не хотелось, чтобы ее это так сильно беспокоило. Ей не хотелось чувствовать такую боль, глядя на то, как аккуратно он ел, и понимать, что он, видимо, голодал в тюрьме. Она не хотела, чтобы у нее возникало желание пробежать пальцами по его густым волосам или желание коснуться гладкой кожи его спины. Она не хотела жаждать ощущения его губ на своих губах или того утешения, которое ей давали его объятия.

Однако она все это делала, и делала с таким удовольствием, что в ее крови вновь горел огонь.

Она не хотела его любить. Она не должна была его любить. Но она его любила. Она знала это, когда встретилась с ним глазами и увидела, что они горят, когда увидела, как он улыбается, как протягивает к ней руки.

Этой ночью вернулся тот же кошмар и обрушился на нее со всей своей яростью. Ларри был здесь, он смотрел на нее, но она не видела выражения его лица. Потом образ его угас и она вновь ощутила разрывающую ее тело боль.

Она потянулась к нему, пытаясь убедить Ларри не уходить. Но точно так же, как в том сне, что она видела в Нассау, фигура его начала растворяться.

Лорен проснулась от собственных стонов, и тотчас же почувствовала успокаивающие объятия.

— Лорен, — услышала она шепот.

Но этот голос больше не давал ей утешения. Может быть, Ларри осуждает ее, предупреждает ее?

Она медленно открыла глаза, стараясь сосредоточиться. Было все еще темно, лишь над деревьями появилась серая полоска. Рядом с нею было лицо Адриана. Его руки были такими нежными. Она вспомнила о том, какими нежными они были минувшей ночью, о том, как она заснула в его объятиях.

И сейчас его голос был тихим шепотом. Он хотел ее утешить.

— Все хорошо, любимая, — сказал он.

Но не все было хорошо. Больше никогда все не будет хорошо.

Она вздохнула и отвернулась от него. Она почувствовала, что рядом с ней лежит Сократ, и услышала беспокойное бормотание обезьяны.

Адриан тяжело вздохнул.

— Поговори со мной, Лорен. Позволь мне помочь тебе. Но как она могла говорить об этом?

— Со мной все в порядке, — сказала она. — Просто мне приснился кошмар.

— Расскажи мне о нем.

Лорен заставила себя пожать плечами.

— Ты называла имя Ларри. Твой друг янки назвал имя Лоренс.

Лорен вздохнула.

— Это мой брат. Мой брат-близнец.

Руки Адриана замерли. Он знал, какой следующий вопрос ему следовало задать, но он его не задал. Она говорила, что она из Мэриленда, и у нее был акцент пограничного штата. Лоренс Брэдли мог сражаться за любую из армий, но теперь Адриан был уверен в том, на какой именно стороне сражался Лоренс.

Расскажи мне, мысленно умолял он ее.

Спроси меня, мысленно умоляла она и чуть не произнесла эти слова вслух.

Если бы в этот момент он спросил ее, она сказала бы ему правду. Она была не в состоянии сделать это по своей инициативе, не могла просто так выпалить, что она работала на северян, что лишила его Риджли. Она не могла этого рассказать по своей инициативе, по крайней мере сейчас. Вплоть до минувшей ночи она не знала о его поместье, но понимала, что дело было не в поместье. Дело было в предательстве.

Она не могла его потерять, не могла лишиться того взгляда, которым он смотрел на нее, когда его руки ласкали ее, словно он тоже испытывал подобные ощущения впервые в жизни. Для нее было бы невыносимо видеть, как нежность сменяется презрением.

Она не станет ему рассказывать. Не сейчас. Как-нибудь в другой раз, скоро, но не сейчас. Сейчас она не станет ни в чем признаваться. Лорен отмела предупреждение, звучавшее в ее голове, отмела воспоминание о поэме Вальтера Скотта о запутанной паутине лжи. Она вспомнила британскую пословицу: «Отдав пенни, отдашь и фунт».

Ее рука обвилась вокруг руки Адриана. Она уже вложила фунт, целый фунт. Она останется с ним до Уилмингтона. Она убедится, что он благополучно попал на борт корабля и тогда…

Руки Адриана еще крепче обняли ее, словно умоляя поговорить с ним, довериться ему.

Она обернулась и посмотрела на него. Лицо его было всего в нескольких дюймах от ее лица. Она пыталась думать о нем так, как думала в самом начале: как об убийце своего брата, но не могла, не могла, потому что видела в его лице заботу и беспокойство. Беспокойство о ней.

Он был так невероятно красив. Никогда в жизни она бы не подумала, что мужчина, подобный лорду Риджли, заинтересуется ею, как никогда она не думала, что ее тело будет реагировать… так, как оно реагировало.

В душе ей хотелось, чтобы он расспрашивал ее, до тех пор, пока она не расскажет ему все. Но он этого не сделал. Вместо этого его руки ласкали ее, и там, где он касался ее тела, оно успокаивалось и расслаблялось. Она чувствовала, как слабеет напряжение мышц, как ее клонит в сон.

«Завтра, — сказала она себе. — Или послезавтра».

Или после послезавтра…

Она расскажет ему все.

Когда она снова проснулась, небо было светлого голубовато-серого цвета. Только что наступил рассвет. За деревьями она видела солнце. Ее руки протянулись, чтобы дотронуться до его тела, к которому она привыкла за эту ночь, — но его не было.

На мгновение ее охватила паника. Потом она заставила себя внимательно оглядеться. Одной из лошадей не было на месте. Другая с довольным видом паслась на пятачке между деревьями. Сократа тоже не было видно.

На ней все еще была рубашка Адриана. Ее платье и белье — панталоны, рубашка, нижняя юбка, аккуратно сложенные, лежали рядом с ней.

Куда он ушел? Он не оставил бы ее здесь одну, даже если бы догадывался о ее роли. Она знала об этом так же верно, как и то, что солнце встает каждый день. Она медленно встала, чувствуя сильную боль в мышцах от вчерашней езды и непонятную боль между ног.

Она мысленно застонала. Он не захочет, чтобы сегодня она ехала верхом.

Но им придется ехать верхом! Они не могут оставаться в этом районе. Но, Господи Всевышний, как же болели ее ноги и зад!

С гримасой боли она оторвала кусок от своей нижней юбки и спустилась к ручью. Тканью она вымыла лицо и руки, потом опустила в воду ноги, надеясь, что вода успокоит боль в мышцах. Начавшийся день был серым и теплым. И он будет еще жарче. Ей нравилась просторная, удобная рубашка Адриана и ужасно не хотелось думать о том, что придется сменить ее на тяжелое платье.

Лорен привела себя в порядок и оделась. Она почувствовала растущее чувство голода и вспомнила, что не ела со вчерашнего утра. Она проверила то место, где были зашиты деньги, и нашла, что туго скрученные банкноты на месте. Может быть, они смогут купить еды.

Где же он?

Потом она услышала шум, шелест кустов, тихий стук копыт о лесную подстилку. Почти инстинктивно она спряталась за большим дубом, сердце ее замерло. Потом она услышала знакомое бормотание и перед ней появилась маленькая фигурка.

— Сократ, — приветствовала она его.

— Ты, наконец, проснулась.

Она взглянула и увидела Адриана верхом на лошади. На нем была синяя рубашка и несколько странных седельных вьюков.

— Завтрак.

Лорен внутренне напряглась. На нем была рубашка янки, на вьючных мешках буквы U.S А.

— Где?..

— Несколько беспечных янки, — сказал он. — Но не волнуйся, они отделаются просто головной болью.