как неловки были эти торопливые движения. И при каждом движении, при каждом его прикосновении она чувствовала содрогания своего тела, которое она никогда полностью не понимала. Все ее воспитание, все ее убеждения — все это сейчас было отброшено, точно так же, как это случилось с ее принципами за последние три недели. Но сейчас она не могла остановиться. Требования ее сердца, ее души и ее тела были слишком сильны. А завтра могло и не наступить. Она почувствовала теплую слезу на своей щеке. Его руки двинулись внутрь ее платья и рубашки, ласкали ее груди, играли чувствительной плотью, которая болела и твердела под его пальцами.

А потом они стояла на коленях, и он целовал ее груди, которые, казалось, существовали отдельно от нее. Она удивленно посмотрела на них и увидела, как они распухают, трепещут и горят. Ее собственные руки расстегнули его рубашку и ласкали мускулы у него на груди, играли вьющимися волосами, казавшимися золотыми в лунном свете. Она услышала его стон, или же это был ее стон? Его руки спустились вниз и ласкали ее бедра, придвинув их ближе к его телу, до тех пор, пока она не ощутила новое измерение его желания.

Неожиданно он поднял голову, обратив глаза к луне и звездам, подобным серебряной пыли на бархате небес. Она услышала его крик, крик свободы, страсти и восторга, взорвавшийся в тишине ночи и заразивший ее своей простой радостью.

Это была их ночь.

Его руки освободили ее от остатков одежды. Его движения были успокаивающими, ласкающими, нежными. Она чувствовала, как ночной бриз ласкает кожу, которую никогда не ласкали подобным образом. Его восторг стал ее восторгом, ибо ее наполняло так много новых ощущений, что каждый нерв ее тела был наполнен ожиданием. Она уже испытывала с ним подобное ощущение, но никогда оно не доходило до такой степени. Никогда легкое прикосновение к коже не было похоже на взрыв пороха, порождающий серию взрывов, на сильное мучительное пламя, распространяющееся по всему ее телу.

Двигаясь по ее коже, руки Адриана питали это пламя. Он опустил ее на землю. Она лежала на старых сморщенных листьях, с жадностью впитывая запах сосновых игл и прохладу земли. Все ощущения усиливались его присутствием, его близостью. Он отстранился — на несколько мгновений, не больше — и, когда он вернулся, она увидела в лунном свете контуры его тела, обнаженного и прекрасного, и контур каждого мускула был чудом силы и красоты.

Лорен знала, что ей следовало бы устыдиться и испугаться, но она находилась в состоянии страстного ожидания, чувствуя, как все новые и новые волны желания охватывают ее. Инстинктивно она выгнулась вверх, желая его так сильно, так полно, что все в мире остановилось. Только одно продолжалось сейчас — это пульсирующее желание чего-то такого, чего она не понимала.

Его тело опустилось на нее, его тепло высекало новые искры, когда он коснулся агонизирующего треугольника ее женственности и каждое из его медленных намеренных движений все усиливало ее желание. Но он все еще дразнил эту часть ее тела до тех пор, пока она не почувствовала там влагу и явное, обнаженное желание, такое сильное, что она не могла больше выносить мучительной боли этой страсти. Ее тело инстинктивно поднялось к нему, стремясь облегчить давление, которое она чувствовала внутри своего тела, утолить это ужасное, сводящее с ума желание, которое пожирало ее.

Его губы нашли ее губы, когда он вошел в нее, наткнувшись на некий барьер и затем взрывая в ней боль, от которой у нее перехватило дыхание. Но потом эта боль превратилась в нечто другое, нечто столь удивительное и поглощающее, что ей показалось, ее засасывает в ядро вселенной и несет к ошеломляющим ощущениям, ярким краскам и солнечным взрывам. К ощущениям, невыразимо приятным и дающим огромное удовлетворение. И все же ее тело продолжало стремиться к нему. Он двигался в ней, и этот чувственный танец был полон гипнотического ритма, захватывающего ее тело так, что она двигалась вместе с ним. Бедра се совершали круговые движения. Она удивлялась своей смелости, своему инстинктивному знанию, она чувствовала, как он глубже и глубже погружается в нее, пока он не добрался до сокровенных глубин ее тела и его движения не стали невольными, как и ее собственные.

Почти… почти… и вдруг она почувствовала, как от взрыва экстаза содрогается ее тело. Казалось, что теплый мед изливается в нее. Она невольно задрожала от удовлетворения и полноты чувств, и она ощутила, что его тело сотрясает такая же дрожь, что его кожа стала горячей и влажной, ощутила, как пульсирует его энергия внутри нее, ощутила новый трепет, когда его движения в нежном замкнутом пространстве высекали все новые и новые молнии разнообразных физических ощущений.

— Господи Всевышний! — прошептал он.

— Адриан! — это было все, что она могла ему сказать в ответ, и этот звук был, как благоговейное эхо его восклицания.

Тело Адриана расслабилось, но она все еще чувствовала, как он пульсирует у нее внутри, и ей было приятно чувствовать его там. Нежные соприкосновения продолжали посылать сладкую истому ее телу. Он перекатился вместе с нею набок, крепко прижимая се к своему разгоряченному телу. Стук двух сердец казался громким в тишине ночи, их дыхания сливались, когда его губы покрывали поцелуями ее лицо, и эти поцелуи говорили об эмоциях более сильных, чем те, что можно выразить словами.

Они лежали, не обращая внимания на жесткую землю. Их глаза наслаждались созерцанием друг друга, их губы время от времени встречались и расставались, для того, чтобы они могли видеть друг друга, чтобы запомнить эти мгновения на всю жизнь.

Тело Лорен все еще гудело и трепетало, все еще желая обернуться вокруг той части его тела, что разбудила в ней эти чудесные ощущения. Она слегка изогнулась, и даже от этого легкого движения по ней побежали искры сладостных ощущений.

Ей не хотелось шевелиться. Она посмотрела вверх, на россыпь звезд, потом опять на него. Ей хотелось навсегда завладеть этими темными глазами, в которых сейчас пылало столько эмоций, и которые казались сейчас такими открытыми, как никогда прежде. Его рука дотронулась до ее лица с такой нежностью, что ей захотелось плакать.

— Я сделал тебе больно?

Его голос был тих, и впервые со времени их знакомства она слышала в этом голосе сомнение.

Такая чудесная боль. Такой чудесный способ причинить боль. Она отняла его пальцы от своего лица и поцеловала их — инстинктивный любовный жест. Ей так хотелось сказать ему слова любви, но она не могла. Сначала она должна во всем ему признаться. Сейчас она недостойна.

— Нет, — прошептала она в конце концов, и услышала глубокий облегченный вздох, словно перед этим он затаил дыхание. Но знал ли он? Понимал ли он, что именно он только что дал ей? Новый мир, о существовании которого она не подозревала.

Она встретилась с ним взглядом.

— Это всегда так?

Он усмехнулся.

— Нет. Я могу честно сказать «нет».

Она услышала радостное бормотание и неожиданно вспомнила о Сократе.

Адриан рассмеялся. Он сотрясался от смеха, и Лорен чувствовала движения его груди, на которой лежал ее подбородок.

— Он сейчас на своих обезьяньих небесах, — сказал Адриан. — Нежные листья, свежая кора, деревья для лазания.

— Он… не потеряется?

— О нет. Он никогда далеко не уходит, — ответил Адриан, недоумевая, почему нужно обсуждать обезьяну в подобный момент.

В присутствии Сократа явно были свои недостатки. Но Адриан чувствовал, что Лорен расслабилась, а забота о своевольной обезьяне была чертой ее характера, которая ему очень нравилась.

А другие черты ее характера? Он был не вполне уверен, что знает их. Недавняя встреча с офицером- янки подтвердила, что у Лорен действительно есть, что скрывать. И все же он знал, что она рисковала всем, чтобы помочь ему, и сейчас сама вынуждена скрываться. Во время долгих часов, проведенных верхом, он не мог думать ни о чем, кроме страха и неуверенности, которые прочел в ее глазах. Но видел в этих глазах и блеск решимости, он боялся, что она приняла решение покинуть его, поэтому он и взял поводья. Теперь она не сможет вернуться. Так же, как и он.

Но он не станет ее расспрашивать. Ему не нужны были вынужденные ответы, и он знал, что не станет