механика даже во сне.

Именно это ей и предстояло сделать. Не во сне, конечно, но автоматически. Безучастно. Словно не она, а кто-то другой должен был повредить корабль Адриана.

С ним ничего не случится. С его командой ничего не случится. Сколько раз уверял ее в этом мистер Филлипс? Если его корабль не сможет двигаться, ему останется только сдаться. И провести несколько недель в заключении. Больше ничего. Ему потребуются месяцы на то, чтобы достать новый корабль. Может быть, и дольше. А за это время он мог бы доставить на Юг тысячи ружей, не говоря уже о той пушке, что пряталась у него в трюме.

С ним ничего не случится. Ей пришлось в это поверить.

Она выбрала платье, которое ей шло менее других. Казалось, оно было уместным в этот день. Это было одно из платьев, которые она носила в период траура — темно-серое платье с глухим воротником и длинными рукавами. Потом она закрутила волосы в узел на затылке. Может быть, она будет выглядеть так плохо, что оттолкнет Адриана и восстановит преграду между ними.

Когда она в конце концов выбралась на палубу, солнце стояло высоко и было очень ярким. Шторм так вымыл небо, что от его сияющей голубизны было больно глазам.

У штурвала стояли первый помощник и лоцман. Неподалеку от них Адриан разглядывал море в бинокль. Сократ жался к Адриану и козырьком прижимал ладонь к глазам, словно тоже пытался разглядеть опасность. Она невольно улыбнулась, увидев, как обезьяна копирует Адриана.

Лорен посмотрела туда же, куда смотрели они. Она не увидела ничего, кроме темно-синих вод Атлантического океана и его естественных обитателей. Она не видела никаких кораблей. Лишь несколько дельфинов резвились поблизости, играя в пятнашки с «Призраком».

И вновь она взглянула на горизонт, прищурившись, чтобы солнце не мешало получше рассмотреть его. В конце концов она заметила несколько птиц, паривших в небе. Птицы! Значит, близко земля. Вот что заинтересовало Адриана, а вовсе не корабли северян.

Она невольно вновь взглянула на Адриана. На нем была та же самая одежда, что и минувшим вечером, только теперь она была сморщенной. Она явно намокла и высохла прямо на нем. На щеках его проступила щетина. Но она при любых обстоятельствах узнала бы этот силуэт. Возможно, это характерная черта английской знати — несмотря на измятую одежду, он казался воплощением гордости и высокомерия.

И как всегда, глядя на него, она испытывала неизъяснимое наслаждение. Словно ощутив ее присутствие, он оторвал глаза от бинокля и обернулся. Он внимательно оглядел ее, медленно переводя взгляд с ее волос до нижнего края юбки, потом обратно.

Взгляд этот был столь пристальным и столь интимным, что у нее было такое ощущение, словно она чувствует его прикосновение, как это было, когда они были в ее каюте. И так же, как и тогда, она испытывала слабость и беспомощность перед этой нежностью.

Когда он изучал ее одежду, глаза его весело прищурились и в лице появилось вопросительное выражение.

А потом он подмигнул ей, и она поняла, что все ее предосторожности напрасны. В некоторых отношениях он видел ее насквозь. Но видел ли он ее насквозь, когда дело касалось более важных вещей?

Неожиданно Лорен поняла, что ей хотелось бы, чтобы он помешал ей осуществить задуманное.

Адриан на мгновение взглянул на свою одежду, криво усмехнулся, а потом подарил ей одну из своих улыбок, от которых у нее замирало сердце. Он передал бинокль Джонни и направился к ней.

— Нынешнее утро довольно напряженное. Мы все время стараемся ускользнуть от патрульных судов, — сказал он, словно объясняя ей свое присутствие здесь.

— Разве их больше, чем обычно?

Он пожал плечами.

— Не намного. Вопрос в том, чтобы заметить их первыми и удрать.

— Вы можете перегнать любое судно, — процитировала она ставшую привычной фразу. Улыбка его стала еще шире.

— Ну да.

Лорен всегда поддавалась его обаянию, но сегодня он был еще более неотразим, чем обычно, — если это вообще было возможно. В нем была такая мальчишеская радость, что он казался ей более ранимым, чем когда-либо прежде. Он всегда выглядел таким ответственным, таким сдержанным, даже в тот момент, когда рассказывал о погибшем моряке. Тогда он переживал большое горе, и в те несколько бесценных для нее мгновений он поделился с нею этим горем, но все же тогда она чувствовала в нем силу, напоминавшую ей о том, кто он такой и что собой представляет.

Теперь же, когда она смотрела на его обветренное лицо с сияющими и дразнящими глазами, полными радости жизни, он казался ей открытым, доступным и незащищенным.

— Вы чувствуете себя лучше?

Его немного охрипший голос сказал ей больше, чем сам вопрос.

Она кивнула, и сердце ее забилась так сильно, что она не смогла ничего сказать.

— Дикен сказал, что у вас морская болезнь. Я собирался пойти вас навестить, но не мог оставить штурвал.

Лорен ничего не ответила.

Ей не хотелось смотреть на него, видеть в его глазах беспокойство о ней, видеть его лицо, на котором пролегли морщинки от усталости, но она не могла удержаться. Как он мог так держаться? За счет волнения? Или его увлекала жажда приключений? Или одна решимость?

Она заставила себя заговорить, желая нарушить эту волшебную атмосферу, окутывавшую их обоих, словно связывавшую их тонкими, но неразрывными нитями паучьей паутины.

— Дикен сказал мне, что мы будем ждать в реке наступления темноты.

Адриан посмотрел на птиц, которые теперь были ближе к ним.

— Через два часа, а может быть и меньше, мы войдем в речку.

— В какую речку?

Адриан пожал плечами.

— Для нас все речки безымянные. Мне кажется, что только один Джонни и знает эти названия, но он никогда их не упоминает. В Нассау много болтунов… и много слушателей.

— Даже вы сам не знаете?

— Я не хочу знать. Это дело Джонни.

— Он южанин, не так ли?

Адриан кивнул.

— Если… если что-нибудь случится с кораблем… вас, как я понимаю, освободят. А что будет с ним?

Лорен увидела, что радость в лице Адриана угасла.

— У меня есть для него британские документы, и мы научили его некоторым добрым британским ругательствам.

Лорен испытала некоторое облегчение.

— Что за добрые британские ругательства?

Адриан изобразил притворный ужас.

— Что за вопрос для благовоспитанной юной леди!

— Для благовоспитанных английских юных леди, — поправила она его, пытаясь отделить себя от тех женщин, которых он знал раньше.

— Для любой благовоспитанной юной леди, — с усмешкой настаивал он, касаясь рукой локона, выбившегося из чопорно-строгого узла волос у нее на затылке.

От его прикосновения, как от искры, казалось, завибрировал даже воздух. Его пальцы коснулись ее шеи и вспыхнувший там огонь проник в самую глубину ее тела. Она задрожала, ею овладело смущение, которое она всегда испытывала в его присутствии.

— Капитан!

Он обернулся. Джонни жестом указывал направление:

— Впереди земля.

Адриан обнял ее за талию и повел к штурвалу.