съехаться с ней и сдавать уже две квартиры. А как же личная жизнь? Моя. И, надо ей отдать должное, ее тоже? С этим делом и так хреново, а будет просто невыносимо. А что остается от денег, вырученных за сданную квартиру, после того как заплатишь квартплату? Одни горькие слезы. И что бы мы делали, если бы не мамина пенсия и мои скромные гонорары? Пошли бы картошку выращивать. Или репку.

Посадил дед репку. Выросла она большая-пребольшая. Пришло время ее в салат крошить, но застряла в грядке крепко пузатенькая репка, а мышка в мышеловке застряла тоже ловко. Остались бабка с дедкой без мышки и без репки. Теперь на полку зубки положат отдыхать...

– Ты что, на завтрак не ходила? – заботливо поинтересовалась Курочкина, заходя в номер.

– А сколько времени? – очнулась Ленка.

– Вот так я и знала! – всплеснула руками Любка. – Если бы я за тобой не зашла, ты бы так весь день на кровати и провалялась.

– Не преувеличивай.

– А я не преувеличиваю, – перешла в нападение Любка, – я, напротив, преуменьшаю степень твоего морального разложения!

– Тебе что, завидно?

– Мне не завидно, – неожиданно захлюпала носом Курочкина, – мне, если хочешь знать, обидно! Бьешься тут, бьешься, а некоторые...

Ленка встала с кровати, подошла к холодильнику и, достав из него бутылку минералки, протянула Любке:

– Плюнь и разотри, все равно с Серым тебе ничего не светит.

– А сама-то, сама так и побежала вчера! – не унималась Любка. – Он ей по морде, а она за ним вприпрыжку. Ну никакой девичьей гордости!

– Да где уж нам, – засмеялась Ленка, обнимая Курочкину за плечи. – Насчет «девичьей» – это ты правильно заметила.

– Ну зачем тебе Серый нужен? Ты же с Игорем приехала!

– Давай сразу расставим все точки над «и», – предложила Ленка. – Слушай и запоминай! С Игорем у нас чисто профессиональные отношения, а Серый знал меня, можно сказать, еще ребенком. Он многое для меня сделал, многому научил, и я многим ему в жизни обязана. Но все это в прошлом, понимаешь?

– Вы что, теперь просто друзья? – с надеждой во взоре спросила Курочкина.

– Да вы все сговорились, что ли? – разозлилась Ленка. – Достали вы меня со своей дружбой!

– А разве дружбой можно достать? – удивленно захлопала глазами Курочкина.

– Достать нельзя, – устало сказала Ленка, – унизить можно.

– Унизить дружбой? Как это?

– А вот так! – усмехнулась Ленка. – Типа все, подруга, вали на все четыре стороны. Побыла немножко любимою и хватит. Предлагаю тебе дружбу и сердце, а жить предпочитаю с женой.

– Это Серый тебе сказал? – охнула Курочкина.

– Он, – призналась Ленка.

– Вот сволочь!

– А я тебе что говорю!

Ленка засмеялась нервно и полезла в сумку за сигаретами.

Курочкина зачем-то вскинула над головой бутылку с минералкой и, застыв в позе статуи свободы, задумалась.

Ленка на всякий случай отошла от нее подальше.

– Тогда я на Игоря накинусь! – приняла решение Любка, рубанув бутылкой воздух.

– Других, что ли, мужиков нет? – отшатнулась Ленка. – Шило, уверяю тебя, мыла не краше.

– Ты что, и с Игорем тоже дружишь? – осенило Курочкину.

– Ну вот, опять! – Ленка отняла у нее пластиковое оружие и постучала им Курочкиной по лбу. – Ты когда-нибудь научишься соображать или нет?

– Я все поняла! – Та села на кровать, взгромоздив себе на голову треуголку из подушки. – Только не бей меня больше.

– Знаешь, – засмеялась Ленка, – а я уже начинаю к тебе привыкать!

– И я, Лена... тоже, – сказала Курочкина, краснея, и, потупив ясный взор, добавила: – Я тебя тоже крайне сильно полюбила.

Погрузка в автобусы прошла дружно и без особых заминок.

Ленка с Курочкиной устроились вместе на одном из первых сидений. Сразу за ними расположился Эдик с какой-то худой, явно подтанцовочного вида девицей.

Ленка без конца вертела головой из стороны в сторону, но ни Серого, ни Игоря так и не увидела. Они, по всей вероятности, успели сесть в другой автобус.

Тетенька-экскурсовод предложила сделать небольшой круг по городу для обозрения многочисленных местных достопримечательностей, а только потом ехать за город на пикник. Пожелания присутствующих отменить экскурсию и сразу махнуть на природу несказанно обидели принимающую сторону, нисколько не поколебав при этом ее твердости.

Родина первого ткацкого станка и второй общегородской маевки изобиловала многочисленными памятниками и местами боевых тусовок революционно настроенных ткачей и ткачих.

Ленке подумалось, что в свое время все эти пламенные революционеры были обыкновенными девочками и мальчиками, играющими на лужайке в войну. И если бы их фабриканты-хозяева не были такими жмотами, а дали бы им побольше дешевого пива и вина, то, глядишь, и революции в никакой не случилось. Вот, например, как сейчас. Революционная ситуация давно назрела и даже в некоторых местах стала гнойно прорываться наружу, но в общем и целом, слава богу, ничего, сплошная тишь да благодать. Все насосались и лежат спокойно в лежку, не раздражая своих нынешних благодетелей голодными и вопрошающими взглядами. Мол, не бойтесь, ребята, вам ничего не грозит. Три миллиона брошенных на произвол судьбы беспризорников вряд ли доживут до той почтенной зрелости, которая завтрашним лучезарным утром высветлит им одурманенные наркотой мозги, поднимет на баррикады и отомстит за их поруганное сегодня.

Ленка стояла у памятника знаменитой ткачихе, державшей на вытянутых мускулистых руках объемную скатку тяжелого чугунного ситца, и размышляла о том, что на ладонях у этой тетки так же спокойно и непоколебимо лежит все государство. И, наверное, еще долго продолжит так лежать, разнеживая на весу свою равнодушную затвердевшую задницу, – пока будет жить на свете эта простая русская баба.

Ленка нашла в траве ромашку, сорвала и, когда все уже уходили, отстала и незаметно положила белый лохматый цветок к исполинскому подножью грудастой чугунной ткачихи. Спасибо тебе, тетка, если б не ты... То где бы мы все...

До реки ехали долго, какими-то длинными объездными путями, мимо растащенных на кирпичи заводов и навсегда остановившихся фабрик. Потом автобусы неожиданно вынырнули в поля, на горизонте появилась яркая золотая полоса густых прибрежных кустов, и вскоре автобусы подъехали к ним и остановились.

На большой живописной поляне раскинулись три брезентовых шатра цвета хаки, стояли столы, крытые белыми скатертями, а у полевых кухонь суетились резвые солдатики.

Где-то я эту картинку, достойную пера, уже видела, подумала Ленка, выходя на поляну.

– Какая невообразимая красота! – защебетала под ухом Курочкина. – Левитановская охристая осень, уходящая на зиму натура, прощальный привет улетающих стай... Аж мурашки по телу!

– Скорее зуд, – поправила ее Ленка.

– Все-то ты опошлишь, – обиделась Курочкина.

– Девочки, не ссорьтесь. – К ним подошел Эдик и обнял их обеих за плечи. – Давайте лучше друг друга любить.

– Втроем? – поинтересовалась Ленка.

– Ну-у, – восхищенно протянул Эдик, – об этом можно только мечтать.

– Так мы можем тебе это устроить, правда, Лен? – радостно предложила