рослого, остриженного по-солдатски парня с могучей тренированной фигурой.

— А я при чем? Полный улет! — невозмутимо отозвался тот. — Мне вообще все до фени. Мне послезавтра в армию, в Чечню на полтора года. Приходите на проводы, Пал Палыч.

— Да-да, — отвечая на собственные мысли, покивал учитель. — Главное в жизни — это сама жизнь, ее вершение, осуществление, а не формулы и числа. Никому не верьте, что это иначе. Жизнь шире любой науки, нельзя жертвовать жизнью ни для чего… ни для чего.

— А в чем смысл жизни, Пал Палыч? — шутливо спросил кто-то, прикрывая усмешкой юношескую страстность этих слов.

— Ах… — вздохнул учитель. — Странно сказать — ни в чем. Ни в чем, друзья мои. Да-да. Жизнь вмещает в себя все смыслы, она неизмеримо сложнее и огромнее любого из них. Разве вот математика… — старик подумал, поморгал и безнадежно помотал головой. — Нет, и математика тоже. Живите, милые, вдумывайтесь, осознавайте. Да-да.

Он шатнулся и пошел к выходу, касаясь пальцами стульев, поставленных вдоль стен.

— Поговорили, — ухмыльнулся Дима. — Душевный старик. Ромик, проводи-ка его.

— До дома, что ли?

— В натуре. Слабo, что ли?

Зазвучала музыка. Он повернулся к Марианне.

— Потанцуем?

— Давай, — она вскинула руки на его борцовские плечи.

Зал вновь заполнился танцующими. Как и раньше, танцевали и в кружок, и разрозненной толпой, чтобы никому не было обидно. Те же, кто желал побыть вдвоем в полусумраке цветных вспышек, в первую очередь, молодожены, не отказывали себе в удовольствии прижаться друг к другу у всех на виду. Две пары на один класс — вот что значит близость к природе! Многое, многое мог бы прошуметь темный лес.

Марианна и Дима танцевали свободно, не слишком близко.

— Когда ты уходишь? — спросила Марианна, поглядывая на него снизу вверх. — Действительно, послезавтра?

— Завтра. Сейчас полночь.

— Почему так сразу?

— Я и так просрочил, они заждались там, в военкомате. Майор все терпение потерял, каждый час звонит… Приходи на проводы.

— Приду. В Чечню, поди, сам напросился?

— Угадала.

— К своим поедешь.

— Не без того.

Дима был родом из Грозного, с тихой окраины. Совсем недавно у них там был беленький домик с садом. В нем цвели пурпурные розы, поспевала майская клубника и черешня. А какие яблоки, вишни, абрикосы! Как все тамошние мальчишки, он всегда был здоров, черен от загара и вместе с Русланом, соседским пацаном, гонял по улицам затертый футбольный мяч. Их отцы работали на нефтеперерабатывающем заводе. Потом полетели снаряды. Все озлобились. Семья продала дом за бесценок, за железнодорожный билет, и приехала в Москву к престарелой бабушке-тетке. Пока отец не устроился на автобазу, Дима работал, где придется, потом снова взялся за учебники. Друг детства Руслан остался в Грозном. Связь между ними не прервалась, время от времени от него звонили, просили лекарства. Антисептику, антибиотики, ранозаживляющие бальзамы. Для матери, так сказать, для родственников. Их доставала мама Марианны Татьяна Алексеевна, врач-хирург, поэтому отношения между Димой и Марианной были легки и доверительны. Правда, легко было одной Марианне. Дима же по своей простоте не мог вынести такой короткости с красивой девушкой. Она волновала его. Мужественный парень, каратист, он водился с подругами постарше, но сам дорожил только Марианной. Ему казалось, что она тоже отличает его. Как все влюбленные, он искал и находил знаки любви там, где их не было и в помине.

Сейчас, полуобнимая Марианну в танце, он спросил почти утвердительно.

— Ты будешь ждать меня?

— Я? — удивленно распахнула глаза Марианна.

Он смутился.

— Ну, хоть писать-то будешь?

— Отвечать буду, — согласилась она.

Музыка смолкла. Марианна шутливо присела в церемонном книксене и убежала. О его чувствах она знала давно, как знает каждый, кого любят. Но мало ли кому она нравилась! И в школе, и в изостудии, и в бассейне, даже в городском транспорте — везде находились ухажеры и воздыхатели, несносные, докучные. Порой и ей кто-то западал в сердце, но лишь на неделю-другую, не дольше. Лишь встреча с Сергеем Плетнёвым словно затаилась в уголочке, сама по себе. Но уже вернулось звонкое счастье свободы. Марианна ждала Его, мужчину-героя, которому можно довериться безоглядно и с которым ей предстоит самое сияющее, самое необыкновенное счастье на всю жизнь. Она первая смеялась, трезвая мечтательница, своим нежным снам наяву, потому что жизнь показывала совсем другие примеры, но душа летала и не хотела садиться на голую ветку без пышных цветов, да и как может быть иначе? У нее, такой красавицы, умницы! Марианна не скромничала и нельзя сказать, что сильно ошибалась.

Шел первый час ночи. Пышное платье помялось, обвисли в косах пышные пионы, да и настроение слегка снизилось. Поэтому Марианна решила сбегать домой переодеться в другой наряд, она уже приготовила его для второй части бала, все равно одноклассники уже нагляделись на нее в новом платье. Дом ее был в двух шагах от школы. Выскользнув из зала, она сбежала по лестнице, вышла на широкое школьное крыльцо в благоуханные объятия теплой летней ночи.

— пропела по-французски свою любимую песенку из французского средневековья. — Ах, как хорошо!

— Марианна!

Дима курил в темноте возле отцветших кустов сирени. Бросив сигарету, он пошел рядом.

— Все про виноград свой поешь?

— А ты откуда знаешь?

— Ее вся школа знает, перевели давно, не задавайся. Ты далеко?

— Домой. На полчасика.

— Не убегай. Я долго думал, вот, стоял, курил.

— И напрасно. Курить вредно. Весь мир бросает, а он «стоял-курил», герой.

— Не смейся, Марианна. В общем, я не могу так уехать. Скажи прямо… — он запинался, чувствуя, что слова его не нужны ей. — Ты же знаешь, что я… как я к тебе отношусь. Для меня никого нет лучше тебя, никакой другой девчонки. Тебе никто и в подметки не годится. Марианна! Послушай! Не уходи так, не убегай!

Но Марианна лишь прибавила шагу. Ах, как скучно слушать признания, на которые не можешь ответить! Хуже горькой редьки, хуже репейника на чулке! И жалко Димку, свой, родной парень, не на гулянку же идет, в армию, но все равно противно… от прикосновений, попыток обнять, поцеловать. Да что, в самом деле! Поцелуи какие-то! Не он, не он! Как можно не понимать простых вещей?!

— Ты замечательный парень, Димочка, у тебя еще будет настоящая любовь. Ты этого достоин, я уверена. А мне надо идти, мама ждет, уже поздно, — она говорила все подряд, лишь бы охладить пыл этого мужлана, который, выпив, должно быть, с ребятами, становился груб и опасен в ночной темноте на безлюдной улице. — Все, будь здоров!

Она свернула во двор. Но не тут-то было. Его железные борцовские руки сомкнулись вкруговую за ее спиной. У самого дома, у подъезда он прижал ее к стене и стал быстро водить рукой по ее телу, по