рассказать, каким образом ему удалось победить непокорных саков.
Был вечер.
Супруги прогуливались во внутреннем дворике, обсаженном пальмами.
В душном безветрии подкрадывающейся летней ночи было разлито некое торжественное безмолвие, изредка нарушаемое перекличкой стражи на дворцовых стенах и башнях.
Дарий поведал Атоссе про коварного Ширака, про долгий путь через степи и по пустыне, про тяжелейшую битву с саками на безводной полынной равнине…
– Сколько буду жить, столько буду помнить эту битву; – Дарий глубоко вздохнул. – Мне доводилось сражаться со многими народами, но более храбрых воинов, чем саки, я не встречал, клянусь Ахурамаздой. Я также не видел более умелых наездников, нежели скифы. И более метких стрелков из лука я тоже не видел.
Атосса спросила, как погиб преданный им евнух Багапат.
– Багапат пал от скифской стрелы, – ответил Дарий. – Для евнуха это очень мужественная смерть. Я распорядился похоронить его со всеми почестями. Вот только вряд ли кто-нибудь будет совершать поминальные возлияния на могиле Багапата, затерянной в степях вдали от троп и дорог.
– Как же тебе удалось взять в плен Скунху? – вновь спросила Атосса.
– Во время битвы на меня напал молодой сак и чуть не ранил копьем, – охотно стал рассказывать Дарий. – Я сбил храбреца с коня, а мои телохранители взяли его в плен, по золотой пекторали[101] у него на груди распознав, что это знатный воин. Оказалось, тот скиф был не просто знатен, но являлся сыном самого Скунхи.
Когда битва прекратилась, Скунха стал предлагать мне выкуп за сына. Я согласился вернуть ему сына в обмен на безусловную покорность саков-тиграхауда персидскому царю. Скунху же такие условия не устроили, он отважился на новую битву, в которой сам угодил в плен, когда под ним убили коня. Это Ариасп захватил Скунху, – горделиво добавил Дарий. – Я горжусь своим братом!
– И что же было дальше? – поинтересовалась Атосса.
– Сакам пришлось покориться. Я поставил царем над саками-тиграхауда сына Скунхи, а самого Скунху взял в заложники. Так мне будет спокойнее. Вряд ли его сын станет разорять набегами мои земли, зная, что Скунха у меня в руках. Сыновняя почтительность у скифов необычайно развита.
– А можно ли мне увидеть этого легендарного Скунху? – несмело попросила Атосса.
– Увидишь. – Дарий с улыбкой обнял жену за плечи. – Завтра. Только не удивляйся, он – дикарь.
Встреча Атоссы со Скунхой была обставлена Дарием без всякой напыщенности и излишних мер предосторожности. Царь пригласил вождя саков на завтрак, где должны были присутствовать Атосса и Аспатин.
Для Дария был поставлен небольшой овальный стол. Напротив царя за таким же овальным столом сидел Скунха. Аспатин и Атосса расположились сбоку, за отдельным невысоким столиком.
Атосса не могла оторвать глаз от скифа, внешность которого была не просто необычна, она как нельзя более подходила к складу характера и образу мыслей этого человека.
У Скунхи были длинные светлые волосы с желтым отливом и длинная борода, причем борода была гораздо светлее волос. Ни волосы, ни борода скифа не были завиты, как это было принято у персов и мидян. Большие, заметно удлиненные к вискам выразительные глаза не то песочного, не то серо-зеленого цвета с ослепительно-белыми белками смотрели прямо и независимо из-под густых черных ресниц. Рот Скунхи был властно очерчен, над ним нависал острый прямой нос, форма которого смотрелась безупречно и в фас и в профиль. Голова скифского царя крепко сидела на короткой шее, которую с трудом можно было разглядеть из-за длинных волос и густой бороды. Широким плечам скифа было явно тесновато в том новом голубом кафтане, что подарил ему Дарий.
Скунха неплохо говорил по фарси. Причем голос у него, несмотря на столь мужественную внешность, был довольно тонкий, почти как у женщины или у евнуха. И руки Скунхи были на удивление маленькие, с довольно изящными пальцами, что как-то не очень вязалось с его богатырскими плечами и широкой грудью.
Взглянув на Атоссу всего один раз, Скунха безошибочно определил, сколько ей лет и сколько раз она рожала.
Царица смутилась и опустила глаза, потому что пленник совершенно точно назвал не только ее удачные роды, но и подстроенные опытными повитухами выкидыши. Было это в ту пору, когда Атосса была женой Камбиза и не желала иметь детей от мужа-деспота.
– Лет Атоссе действительно двадцать семь, а вот с ее родами ты ошибся, друг Скунха, – улыбнулся ни о чем не догадывающийся Дарий. – Она родила мне пока одного сына и одну дочь.
Скунха внимательно посмотрел на Дария, затем перевел взгляд на его жену – но ничего больше не сказал. Однако по его лицу было видно, что он остался при своем мнении.
Разговор за завтраком поддерживали в основном Дарий и Аспатин. Атосса молчала. Скунха изредка вставлял слово или короткую фразу. В его немногословности усматривалась неприрожденная замкнутость, но привычка говорить только по делу, в бесполезных же разговорах Скунха предпочитал не участвовать.
Дарий, убедившись в мудрости Скунхи, стал довольно часто приглашать его на совет.
Скунха никому не пытался навязывать свое мнение. На царских совещаниях он помалкивал, до тех пор, пока Дарий не обращался к нему, прося высказаться.
Так было и на совете, когда решалась судьба лидийского сатрапа Оройта. Дарию было известно о злодеяниях Оройта и о его намерении захватить трон Ахеменидов. Царю было ведомо и о том, что Оройт готовится к войне с ним. Сатрап понимал, что в своих притязаниях зашел слишком далеко и что на царскую милость ему рассчитывать нечего. Под властью Оройта, после убийства им сатрапа Вифинии, оказались все приморские области с богатыми торговыми городами.
Дарий спросил своих советников, как ему следует вести войну с Оройтом, при этом не разоряя тамошние