Та повиновалась: колени до боли затекли, Марьяна едва не охнула. Села, схватившись за подлокотники, и, хоть пыталась отвести глаза, не могла удержаться – с жадным любопытством уставилась на Ларису, изнемогая от желания бросить ей в лицо свои подозрения – и боясь… боясь не столько даже Ларисы или ее реакции – а она могла оказаться совершенно непредсказуемой, – сколько собственных размышлений, которые завели ее слишком далеко… похоже, вообще на край пропасти, в которой клубилась тьма.
Что касается непредсказуемости Ларисы, в этом она не ошиблась. Та вдруг подалась вперед и голосом, дрожащим от смеха, произнесла:
– Ох, Маряша, ты так смотришь, будто умираешь, до чего хочешь спросить: нет ли у меня рыжей дубленки?
Да… это была хорошая оплеуха! Марьяна даже отпрянула, невольно вжавшись в спинку кресла.
– Язык мой – враг мой, – кивнула Лариса. – Я не сомневалась, что ты меня рано или поздно узнаешь – или по голосу, или по манере говорить. Tы ведь жутко ненаблюдательная, зато словесное чутье отличное, как у всякого филолога. Правда, чем дальше, тем больше я расслаблялась. Похоже было, что после того потрясения ты вообще ничего не хочешь вспоминать. Я даже думала, что зря рассталась с любимой дубленочкой. Виктор и то заметил, что я вдруг перестала ее носить. У меня их было шесть… и восемь шубок, а я таскала все время ту, рыжую, уже второй год. Просто чудо, что я оказалась не в ней, когда Виктор нас познакомил. Вот была бы хохма! Пришлось отвезти мою любимицу на свалку. Понимаешь, продать я ее не могла: нестерпимо было, что в ней кто-то станет красоваться… И оставить было нельзя: такие завистливые малявки, как ты, обожают лазить по гардеробам своих хозяек в их отсутствие и примерять туалеты, которых им в жизни никогда не носить! И не вылупливай глазыньки, не зли меня еще больше! – в раздражении махнула рукой. – Достаточно, что ты меня лишила моей дубленочки, рыжей, будто лисичка!
– Золотая Лисичка, – наконец не выдержала Марьяна. – Золотая Лисичка Лариса… Ну, теперь твоя трехлитровая баночка наполнилась доверху золотишком? Или эти баночки в рядок под кроватью стоят, как соленья у запасливой хозяйки? Закатаны машинкой или просто полиэтиленовыми крышечками закрыты?
Лариса напряженно смотрела на нее, а потом медленно покачала головой:
– Ай да Гертруда! А ведь не нами сказано: не пей вина, Гертруда, то есть не лезь ты, убогая, не в свое дело! Откуда, скажи на милость, ты про Золотую Лисичку знаешь? Борис тебе сказать вряд ли мог: он ведь из психушки к тебе не вернулся. Что ему с тобой делать, с рыбой замороженной, после того кайфа, которого он с моими девочками словил?.. Откуда же ты знаешь?
«Кайф? – невольно усмехнулась Марьяна. – Попалась бы ты ему сейчас – уж он показал бы тебе кайф!»
Может быть, следовало предупредить Ларису – и потешить себя, увидев, как слиняла бы с ее лица эта оскорбительная, исполненная чувства превосходства усмешка. Но Марьяна поглядела на черные подглазья, на красно-синее пятно на длинной, изящной шее, на четко отпечатавшиеся следы мужских пальцев выше колен Ларисы – и, с внезапно пробудившейся жалостью, сказала только половину правды:
– Мне про Золотую Лисичку Алка Романова рассказывала еще года три назад. Я тогда искала работу, и она, по доброте душевной, предложила мне пойти к Золотой Лисичке фотографом.
– A ты что – фотограф? – немало озадачилась Лариса.
Марьяна же невольно усмехнулась:
– Ну уж на том уровне, который был нужен для твоих дел, пожалуй, смогла бы на кнопочку нажимать.
– Не скажи-и, – протянула Лариса не без обиды. – Там требовался высокий уровень: ведь мое лицо ни в коем случае не должно было попасть в кадр, а вот мужчинку следовало показать во всей красе… А зря ты отказалась! – вдруг тряхнула она головой. – Может быть, я бы тебя и взяла. Все-таки, в какой-то степени, не совсем чужие: дети нашей родной партийной системы. Да, зря отказалась! И научилась бы кое-чему, а то, похоже, нашего Борика постель с тобой не больно-то радовала. И деньжат зашибла бы: я со своими девочками делилась по законам социалистического общежития и высшей справедливости. И была бы ты сейчас вполне обеспеченной, и не пришлось бы идти внаймы, а значит, не притащилась бы с нами в Каир, не сидела бы здесь, ожидая смерти… А впрочем, что толку рассуждать? Такая судьба у тебя, а от судьбы ведь не уйдешь!
Голос Ларисы внезапно упал, она прикусила губу.
– Ты веришь в судьбу? – недоверчиво спросила Марьяна.
– Только в нее и верю, – пристально глядя ей в глаза, ответила Лариса. – Каждому воздается по заслугам.
И обе вздрогнули при звуке внезапно распахнувшейся двери.
На пороге встал Рэнд. За ним высилась могучая фигура охранника.
Рэнд шагнул вперед, небрежно махнув в сторону Ларисы. Смуглолицый красавец выхватил ее из кресла, так что полотенце свалилось с бедер. По-жеребячьи всхрапнув, охранник перекинул Ларису через плечо и вышел, заглушив ее короткий вопль увесистым шлепком. А Рэнд все стоял, не сводя глаз с Марьяны. Оглядывал пристально, изучающе – у нее сердце падало, замирало под этим желтым, жгучим взглядом… Вздохнув, покачал головой с явным сожалением, а потом исчез так же внезапно, как и появился.
Марьяна какое-то время смотрела на дверь, словно боялась, что она вот-вот снова разверзнется, как земля, из-под которой является сила нечистая. Странно, что больше всего ее напугала не внезапность появления Рэнда и даже не взгляд, не упустивший, кажется, ни единой подробности ее лица и тела, а эта внезапно проблеснувшая в его глазах жалость.
Да, Рэнд словно бы напоминал: до восьми осталось… осталось всего ничего. Здесь светает в шесть. Небо на востоке, наверное, еще абсолютно темное, ничего не брезжит: рассвет возникает внезапно, словно в небе незримая рука раздергивает занавес, объявляя выход солнца на сцену дня. Почему в глазах Рэнда промелькнула жалость? Ну, это понятно: Марьяна обречена. Теперь сомнений нет. И все-таки: почему пожалел? Ведь в его власти оставить Марьяну живой! Какое-то время она почти не сомневалась, что выжить удастся, что ее жизнь зачем-то нужна Рэнду, хотя Борис вечером вроде бы распрощался с нею навеки. А сейчас она прочла в глазах Рэнда свой приговор.
Что же изменилось, что произошло с тех пор, как Марьяна потеряла сознание в морге?..
Она потерла виски ледяными пальцами, пытаясь вернуть себе ясность мысли, – и обнаружила, что стоит около дивана. Hу и ну, даже сама не заметила, как спорхнула с кресла и перелетела сюда, подсознательно