— Я думаю переехать.

Он одобрил эту мысль.

— Лучше не придумаешь! Может быть, вам нужна помощь? У нас работает психолог. Он облегчит вам вступление в контакт с внешним миром.

— Я хотела бы попробовать справиться сама.

— Ведь вы же еще до прихода сюда порвали со своим прошлым? — заметил он мягко. Но тон его был такой, что не ответить было нельзя.

— Да.

— Вас никто не навещал. Ни подруги, ни приятельницы. Не слишком ли поспешно вы все обрубили?

Ольга испугалась. Этот доктор Жерар не дурак. Знает своих пациенток. Наверное, удивляется, глядя на нее. Только бы у него не возникло ассоциации с делом в Монморанси!

— Ночью плохо спите. Тоже все думаете, как будете жить?

— Стараюсь представить себе, что я буду делать.

— Думаете о том, как организовать свою защиту?

Ольга подскочила.

— Защиту?!

— Ни в коем случае нельзя, чтобы вы вернулись в жизнь словно в чем-то виноватая. Постарайтесь внушить себе, что вы действительно другой человек. За несколько месяцев привыкнете. Какие у вас планы?

— Хочу уехать из Парижа. Скорее всего на Лазурный берег.

— Одна?

— Да.

— А потом?

— Год буду бездельничать, попробую прижиться в каком-нибудь городке.

— Вам надо бы сразу начать работать. А средства позволят вам так долго жить, ничего не делая?

Ольга вздохнула:

— Придется, конечно, в конце концов работать. Я думала купить магазинчик кружевных изделий.

— В таком магазине на Лазурном берегу торговля хорошо идет только летом. В мертвый сезон можете легко прийти в отчаяние.

— Да нет, наоборот, я же только начинаю, лучше не перегружаться.

— Заедете к нам еще?

— Конечно, — пообещала она, заранее зная, что ноги ее больше тут не будет.

— Я не могу вас выписать, пока не пройдут ваши страхи. Чтобы вступить в нормальную жизнь, вы должны быть полностью умиротворены.

— Хорошо, доктор, я постараюсь.

Вернувшись к себе в палату, она взглянула в огромный парк, раскинувшийся под веселым февральским солнцем. Скоро весна, холодно только по утрам. Медсестра прибегала на работу закутанная, с красным носом.

— Газеты вас больше не интересуют? — спросила она как-то.

— Конечно, интересуют! — воскликнула Ольга.

— Вот бы еще такое дельце, как в Монморанси, и тогда вы будете читать их каждый день!

Сообщений о следствии становилось все меньше и меньше, а несколько дней назад их и совсем не стало. Луи Прадье признался, и интерес к нему упал. Еще некоторое время какие-то модные журналы писали на эту тему, но без особого энтузиазма. Луи Прадье больше не существовал, как будто он умер и похоронен.

А Ольга с того самого дня, когда муж признался в преступлении, которого не совершал, окончательно потеряла покой. Раньше она с удовольствием следила за успешным выполнением своего плана, наслаждалась волнением, которое испытывал муж. Она думала, что сопротивление будет долгим, и представляла себе неожиданные повороты.

Но Луи раскололся, как жалкий преступник. Почему? С какой целью? Она рассматривала его признание под разными углами зрения, стремилась понять и не понимала причин.

Напрашивалось только одно объяснение: Луи заключил сам с собой что-то вроде пари. Он знал, что, услышав его признание, Ольга будет удивлена, даже поражена. Он ждал от нее естественной реакции. Ведь она могла вернуться, показать полицейским и следователю, что не умерла.

Если она этого не сделает, то сама себя приговорит к смерти. Никогда она не сможет жить под своим собственным именем. Вычеркнутая из списка живых, она станет ничем. Может быть, в этом и заключается уловка Луи, его тонкая месть? Муж действовал чрезвычайно хитроумно, этого она даже не ожидала.

Во всяком случае, своим признанием он, конечно, заслужит милость судей. Опасно отрицать свою вину, когда против тебя неопровержимые улики. Наверное, это мэтр Гарсия посоветовал мужу признаться.

И все же ей было неспокойно, она усматривала в решении Луи какие-то подводные камни. Может быть, он был вовсе не таким, как она себе его представляла? Не таким грубым… Уязвимее, непонятнее…

Если только не…

Нет, она даже не хотела об этом думать, не могла поверить, что Луи у себя в камере раскрыл все ее карты, догадался обо всем, что она делала с самого полудня 28 января.

И все-таки эту вероятность тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Луи знал, но не мог ничего доказать, у него не хватало информации. А что, если сестра Мари-Антуан из милосердия, да и в память о ней вдруг придет к Луи и расскажет, как они познакомились. Ольге так и виделось, как та, улыбаясь, говорит о своих водительских правах, которые хотела посмотреть госпожа Прадье.

— Но зачем ей понадобилось ваше водительское удостоверение? — спросит Луи.

— Потому что она его еще не получила, — ответила бы сестра Мари-Антуан.

— Что за ерунда? У моей жены права уже давным-давно! Ничего не понимаю! Хотя нет… Как раз все понятно.

Ольга вся дрожала от страха.

— Какая вы бледная! — воскликнула медсестра, входя с термометром в палату.

— Правда?

— Может, вам лучше лечь поспать?

— Может быть, — ответила она.

В теплом гнездышке постели смелость понемногу вернулась к ней, а вместе с ней и румянец. Но поведение Луи оставалось загадкой.

Они поменялись ролями, и теперь она волновалась из-за него даже больше, чем он из-за нее.

«Какая глупость! — думала она. — Я сделала все, чтобы отомстить ему с легким сердцем, а он и теперь продолжает меня мучить. Наверное, я никогда от него не избавлюсь».

Это было очень глупо, и Ольге захотелось умереть. А газеты и приемник все молчали. Ее тянуло позвонить в «Европу-1» и спросить о Луи, но там бы наверняка ответили, что дело продвигается своим чередом. Нельзя, конечно, было звонить и мэтру Гарсии. Проклятый адвокат прекрасно мог бы тогда догадаться об истине.

К ней зашла больничная косметичка, порекомендовала разные кремы и их заменители, приободрила ее и обслужила.

Когда Ольга подбежала к зеркалу, то даже растерялась при виде красивой блондинки, обиженно глядящей на нее.

— Я никогда не смогу накраситься так же.

Молоденькая косметичка расхохоталась.

— Сможете, это очень легко. Мы очертили контуром только глаза, брови и рот. Попробуйте сами, и уже через неделю увидите, что делаете это автоматически.

Но на следующий день Ольга разнервничалась и снова вызвала косметичку. Только через два дня макияж начал ей удаваться, и она даже стала получать удовольствие от этого действа.