– Все продукты сданы в хозчасть, а Соловьев усомнился в честности Бахтина, когда были найдены деньги. – Где они? – У меня в сейфе, вместе с актом изъятия.

– А ведь он мог Соловьева застрелить, – засмеялся Дзержинский, – такие господа, как Бахтин, чудовищно щепетильны.

– Не думаю, – бросился на защиту Мартынов. – Вы меня простите, товарищ Дзержинский, но я чувствую, что мне не верят.

– А вы Бахтину верите. – Дзержинский почти вплотную наклонился к Мартынову. Тот выдержал взгляд и ответил: – Я ему верю, и ребята тоже.

– Чертовского обаяния господин. – В голосе председателя послышалась злая ирония. – А вы, Манцев?

– Присматриваюсь. Но боюсь, если Рослева так нагло будет его пасти, он этого Соловьева шлепнет. – Что предлагаете?

– Другого шофера. Потом Бахтин все время на глазах.

– Хорошо, я распоряжусь. Пусть работает. Пока. Вы свободны, товарищи.

Бахтин занимался делом необычным. В комнате собрались почти все сотрудники уголовного отдела МЧК.

Бахтин разрубил четыре карандаша и растолок грифели. Потом осторожно начал втирать ватой черный порошок в листок бумаги. Потом стряхнул и на листе четко обозначилась надпись: «Сретенский бульвар. Дом страхового общества „Россия“, квартира восемь».

– Ну, вот и все, – Бахтин положил листок на стол. – Принесите мне справочник «Вся Москва». Бахтин полистал его.

– В квартире этой проживает профессор Васильев. Алфимов! – Я, товарищ начальник.

– К полудню мы должны знать все об этом профессоре. Бахтин встал и отправился к Мартынову.

– Федор Яковлевич. Вот адрес, найденный при обыске у Рубина. Надо бы прикрыть квартиру. – Что вы имеете в виду?

– Людей посадить, пусть смотрят. Пасти хозяев не надо, но наблюдение необходимо. Туда может наведаться Лимон, а возможно, и Сабан. – Сделаем.

– Тогда, если не возражаете, я пойду домой, хочется помыться, да и переодеться надо. – Не возражаю. Вас проводят. – Это охрана или слежка?

– Эх, Александр Петрович. – Мартынов горестно махнул рукой.

И Бахтин понял, что он может не бояться этого высокого, красивого человека. И почему-то сразу поверил ему. И время покажет, что он не ошибся.

Полковник Генерального штаба Чечель попал в обстоятельства весьма и весьма сложные. Перед самым октябрьским переворотом он получил восемьсот тысяч франков наличными и должен был с тремя офицерами отбыть в Стокгольм, где ему предписано было организовать резидентуру. Деньги были получены, а разведслужба России рухнула, и Чечель остался, словно часовой, у денежного ящика. Состояние это безумно угнетало его. Он – кадровый потомственный военный, связавший свою жизнь, сразу после училища, со службой в разведке, вместо того чтобы уехать на юг и драться с большевиками, вынужден охранять казенные суммы. Да и жил он бедно и голодно, продавая вещи. Несколько дней назад он реализовал последнюю ценность – золотой портсигар и денег, вырученных от этой операции, еле-еле хватит ему на неделю весьма скромной жизни. Господи! Как глупо иметь на руках больше полумиллиона франков и нищенствовать. Но казенные деньги для Чечеля были предметом чисто абстрактным, как, к примеру, военное имущество. Деньги эти были цепью, накрепко приковавшей его к Москве. Пробираться с ними к Деникину через пылающую войной и нашпигованную бандами Россию и Малороссию было предприятием крайне рискованным и ненадежным. Конечно, можно было спрятать деньги в тайник и уйти. Потом пусть посылают курьеров. Но он со свойственными ему скрупулезностью и упрямством профессионального разведчика искал любой выход на растворившегося в зареве революции своего бывшего шефа генерала Батюшева. Пока ему это не удавалось. И поэтому Чечель решил поступить на службу, благо бывший однокашник полковник Климов заведовал милицейскими стрелковыми курсами. Правда, в последнее время, он начал замечать, что за ним следят. Несколько раз он замечал одного и того же человека, толкущегося у дома. Пару раз обращал внимание на людей, пытавшихся его пасти на улице. Это были ясно не чекисты, уж больно грубо и непрофессионально действовали эти люди. А потом ЧК не стала бы возиться с ним. Взяли б и дело с концом. Слежка напугала его, возможно, кто-то еще знал о казенных суммах. Получал он их в Союзе городов и ехать в Швецию должен был как представитель земства, отправленный за кордон для закупки продовольствия и одеял для беженцев. Об операции этой знали, кроме него, двое. Председатель Союза князь Львов и его помощник присяжный поверенный Усов. Но они оба давно в Париже. В целях конспирации князь Львов выдал Чечелю документ, в котором было обозначено, что полученные им казенные суммы переданы шведскому Красному Кресту. Нынче утром Чечель поехал к Климову и поступил на службу. Назначили его заведовать строевой подготовкой милиционеров. Встретили его хорошо, комиссар курсов, большевик, из бывших унтер-офицеров, даже благодарил полковника за патриотический порыв. Чечель получил мандат, оружие и паек. Домой он возвращался с вещмешком, в котором была крупа, вобла, сахарин и даже цибик чая. Но главное было в другом, полковник Чечель перетянул шинель ремнем с кобурой. Теперь оружие он носил на законном основании. Но у дома он опять срисовал юркого мужичка в офицерской бекеше и котиковой шапке «пирожок». Третий раз он попадался на глаза полковнику в самых неожиданных местах. Обостренное чувство опасности, свойственное многим людям его профессии, подсказало ему, что, возможно, этой ночью что-то может случиться. Кто-то наверняка прознал об этих деньгах. Но кто? Да, Господи, какая разница, будут ли это бывшие офицеры или просто бандиты. Чечель достал из тайника саквояж с деньгами, и большой двенадцатизарядный кольт, две гранаты «мильс», собрал необходимые документы, привязал вещмешок с пайком к ручке саквояжа. Теперь надобно заняться дверями. Черный ход Чечель заколотил еще в октябре. Не нужен он ему был. Окно туалета выходило на крышу сарая. Прыгать всего ничего. Один этаж, а там проходной двор и ищи его. А нынче вообще снег выпал, и у стены сарая нанесло метровый сугроб, так что уйти он сможет легко.

Вот только от кого? Эта мысль занимала полковника весь сегодняшний вечер. Часы в столовой пробили одиннадцать раз. Чечель подошел к окну. Темнота. Даже снег стал невидимым и черным. Он закурил, и вдруг под аркой вспыхнули лучи огня. Урча моторами, во двор въехало два авто. Все. Это к нему. Чечель достал из стола рубчатую гранату «мильс», подошел к двери, повесил ее на ручку, отогнул усики детонатора, привязал к кольцу шнур и зацепил его за крюк. В дверь уже колотили, что-то кричали и матерились. Гулко раздавались удары и на черном ходу. Чечель надел бекешу, папаху, взял саквояж с притороченным к нему вещевым мешком, оглядел последний раз квартиру. Пора. Он вошел в туалет, запер дверь, распахнул окно. В лицо ударило снежным холодом. Крышу он не видел. Но память услужливо подсказала ему ее размеры. Он прыгнул и мягко приземлился. В квартире грохнул взрыв. Чечель прыгнул в сугроб, провалился почти по пояс в снег, матерясь, выбрался и побежал через проходной двор. Через несколько минут он словно растворился в хитросплетении дворов и переулков на Мясницкой.

Литвин тоже не спал в эту ночь. В Москве было двенадцать крупных гаражей и более двадцати мелких, принадлежащих разросшимся, как грибы, новым комиссиям, главкам и комиссариатам. Он решил начать с бывшего гаража Союза городов на Сретенке. На проходной сидел вахтер с наганом и пил чай из медного гнутого чайника. – Куда? – лениво спросил он. – ЧК, – ответил Батов.

Но страшное это словосочетание не произвело никакого впечатления на вахтера. – Идите. – Он налил чай в блюдце. – Начальство здесь? – спросил Литвин. – А где ему быть, завгар здесь и ночует. – Как его фамилия? – Тимохин Николай Ильич.

Тимохин спал в кабинете на диване. В комнате было жарко, бока буржуйки раскалились до малинового цвета.

– Жалко будить, – вздохнул Литвин, – но что делать, служба у нас собачья. Он подошел к дивану, потряс спящего за плечо. – Тимохин… Тимохин…

– А… Кто… Куда… – Завгар вскочил, со сна не понимая, что случилось. Отсутствующими глазами оглядел комнату и опять лег.

– Тимохин… Да вставай же… – Литвин рывком посадил завгара. Теперь он проснулся, и взгляд стал осмысленным.