— Мы не можем пятнадцать лет держать ее в контейнере.

— Не можем. Мы ее выпустим, снимем на видео, забьем, еще немножко снимем на видео, обдерем до костей. Скелет сохраним.

Эна сказала:

— Образцы тканей тоже надо взять. И наверное, голову заморозить.

— Ага.

— Ты что-то не договариваешь…

— Она пыталась… Какие-то фокусы. Ты мне не поверишь.

— А ты мне поверил, когда я сказала, что Лестовы птицы существуют?

Бреннан вскинул голову:

— Я не уверен. Может, я заразился его бредом. Сходишь за видеокамерой?

— Кто-то должен остаться на мостике.

— А Лест на что? Пойду его приведу.

На сей раз Эна не возражала.

Кладовые для овощей находились на палубе «В». Бреннан взялся за ручку контейнера в десятом ряду.

— Здесь. Милочка, должен тебе признаться: я не верю, что птица до сих пор там, хотя я сам ее сюда посадил. Кинул внутрь и запер дверцу, — и Бреннан достал из кармана ключ, пластмассовую полоску не больше скрепки.

Эна вздохнула:

— Ключи должны были храниться у Уолта. Чтобы мы не обжирались.

— Уолта больше нет.

— Да, — кивнула Эна, — теперь можно есть, сколько влезет.

— Ешь спокойно. Провизии хватит. Нас теперь вдвое меньше.

— По идее, в нашей ситуации я должна переедать. От скуки люди всегда становятся обжорами.

Бреннан кивнул, настороженно глядя на нее:

— Потому-то Уолт и держал ключи при себе.

— Но я не обжираюсь. Наоборот, кусок в рот не идет. Я заставляю себя поесть. Пытаюсь заставить. Форма на мне висит мешком… — Эна замолчала. — Ты собираешься открыть контейнер или как?

— В принципе да, через минуту. От скуки у людей просыпается аппетит — ты верно сказала. А депрессия отбивает аппетит. В состоянии сильной депрессии человек может сам себя уморить голодом. Ты пыталась подкупить Леста, обещая ему секс. Я слышал ваш разговор.

Эна, помедлив, кивнула.

— Я не стану утверждать, будто мне не хочется заняться сексом. Я бы солгал, и ты бы меня раскусила. Каждому мужчине хочется секса, но мне хочется большего. Я хотел бы, чтобы ты меня полюбила. Полюбила так, как любила Уолта. Скажу честно: у меня на это свои, эгоистичные резоны. Не буду лукавить. Но мне этого хочется и потому, что я желаю тебе добра. — Бреннан помедлил. — Я заметил… на какую-то долю секунды ты почти улыбнулась. Как бы я хотел, чтобы ты мне улыбалась.

— И я, — откликнулась Эна.

— Когда на мостике я тебя поцеловал, ты поцеловала меня в ответ.

Она кивнула.

— Значит, есть надежда.

— Пернатая надежда, — сказала Эна. Бреннан промолчал. — Это из Эмили Дикинсон, — пояснила Эна, видя, что Бреннан не реагирует.

— Да, знаю, — Бреннан подтянулся поближе к ящику. — Ты хочешь, чтобы я показал тебе птицу и прекратил эти разговоры, потому что тебе не по себе. Учту. Но тему не сменю, потому что я за тебя переживаю. Думаешь, я не тоскую по Барбаре? Думаешь, в темноте я не просыпаюсь с мыслью: «Интересно, Барбара еще спит?» Мы с тобой нуждаемся друг в друге. Возможно, я в тебе нуждаюсь чуть сильнее, чем ты во мне, но только чуть-чуть… Я не прошу, чтобы ты мне поверила на слово…

— Неважно, во что я верю, а во что — нет.

— Очень даже важно! Ты нужна мне, и я никогда не отступлюсь. Вот увидишь… Эна, и вот еще что…

— Говори.

— Мы вернемся домой живыми. Мы оба.

Она поцеловала его, и этот поцелуй вышел вроде давешнего, на мостике. Ощущения почти те же… но все-таки не те.

Прошло довольно много времени.

— Не думаю, что птица все еще здесь, — сказал Бреннан. — Уверен: ее там нет. Она такая изворотливая.

— А раньше мы не думали, что птицы могут гнездиться в теле Леста, верно?

— Во-во. Кто они, а? Бесы? На ангелов никак не тянут.

Эна сказала:

— По-моему, у нас нет подходящего слова. И подходящего понятия. Придется придумать.

— Ага. Если человек вообще в силах…

Бреннан отпер контейнер, и наружу выпорхнуло существо чуть мельче пчелы.

— Удрала, — сказал Бреннан. — Не знаю как, но удрала. Куда эта чертовка смылась?

— «Когда они подлетают ближе, уменьшаются».

— И что это значит?

— Наверное, надо понимать буквально. Это фраза Леста. Он ее произнес в космосе, до того как ты его затащил на корабль.

Бреннан почесал подбородок. Эна, к своему удивлению, обнаружила, что ей приятно наблюдать, как он чешет подбородок.

— Моя не уменьшалась, когда я за ней гнался.

Эна покачала головой:

— Она же не подлетала ближе. Это ты к ней подлетал. По крайней мере, пытался.

Корабль прыгнул.

— Проклятье! Ты заметила?

— Да, — Эна обнаружила, что держится за руку Бреннана. Разжала пальцы. — Заметила конечно. Это Лест устроил. Он же на мостике.

— Естественно. Кому же еще, — Бреннан посмотрел на часы. — Прыгнул, как только завершилась подзарядка.

— Пойдем посмотрим, в какую сторону, — сказала Эна.

На следующий день они устроили суд. Самосуд, так сказать. Подсудимого Леста привязали к креслу.

— Я прокурор, — представился Бреннан. Если судить по лицу и голосу, припадок ярости у Бреннана прошел. Но говорил он очень строго. — Ты — ответчик, а заодно адвокат защиты. Эна — судья. Мы с ней решили, что так будет по справедливости. Твое мнение не в счет. Я изложу обвинения и их основания. У тебя будет возможность опровергнуть мои аргументы. Эна решит, как тебя наказать.

— Если ты виновен, — вставила Эна.

— Она решит, как тебя наказать, если ты заслуживаешь наказания. Тебе все понятно?

— Я не хотел причинить вред никому из вас, — произнес Лест. Казалось, он разговаривал сам с собой. — Мне просто хотелось вернуться. Топлива у нас в избытке, на пятьдесят семь процентов больше, чем надо… Продовольствия…

Бреннан погрозил кулаком и покосился на Эну.

Эна покачала головой:

— Лест, раньше мы дружили. Мне бы хотелось, чтобы мы подружились вновь. Давай ты станешь нашим другом прямо с этого момента.

— Хорошо.

— Молодец. Тебя судят. Судья — я. Ты это понимаешь?