и…
Вмешался Бреннан:
— Лест, наше дело сделано. Мы взяли образцы минералов, вынули керн, выполнили программу. Все ясно: на планете нет собственной жизни, но есть подходящие условия. Если засеять ее семенами жизни, через двести лет тут поселятся колонисты. Если не скорее.
Лест молчал.
Снова заговорила Эна:
— Я никогда никого ни о чем не умоляла, но теперь…
— Птицы. Я вижу птиц.
Бреннан презрительно фыркнул:
— Что за шуточки? Никаких птиц ты не видишь! Тут вообще нет птиц, и даже если бы были — сверху их не разглядеть.
Эна сказала:
— Подумай обо мне, Лест… Если твоя жизнь тебе не дорога, хотя бы обо мне подумай. Возвращение домой займет еще пятнадцать лет. А вдруг Бреннан умрет?
Молчание.
— Уолт умер. И Барбара, и Алайя. И Бреннан может умереть. Я попытаюсь довести корабль домой в одиночку, но я же сойду с ума. Не выдержу. Ты знаешь, что показали тесты: такого испытания не выдержит никто. — Она сделала паузу. Выждала. — Подумай обо мне, если о себе не хочешь позаботиться.
Лест воскликнул:
— Жаль, вы не можете посмотреть на птиц! Видны отчетливо! Такие яркие краски! У них гребешки, хохолки, бородки…
Бреннан сказал:
— Лест, они тебе мерещатся.
— Да брось, разве такое может померещиться! У меня фантазии не хватит. Ни у кого не хватит. Они такие… огромные… а когда подлетают ближе, уменьшаются. Съеживаются, съеживаются. Теперь они — как драгоценные камни.
Эна поглядела на Бреннана, ожидая его ответа, и увидела: он надевает скафандр. Выключила микрофон:
— Ты выйдешь и притащишь его?
— Если не будет другого выхода.
— Я знаю, в драке ты его одолеешь, но сможешь ли ты его поймать?
— Другого выхода нет.
Она снова включила микрофон:
— Лест, я тебе отдам все, что могу. Я стану твоей рабыней, только вернись. — Эна сглотнула слезы и подумала: «Интересно, микрофон это уловил?» — Я буду стоять за тебя вахты, каждый день, и свои вахты тоже. Дома нас встретят как героев, и я вымою тебя в ванне, выстираю и отутюжу твою форму. Буду чистить тебе ботинки и начищать эполеты. Когда-то ты сказал, что я красивая, помнишь? Разве тебе не хочется иметь красавицу-рабыню?
Бреннан пробурчал:
— Значит, он сказал, что ты красивая? Ну-ну…
— Я… Лест, я стану твоей, как ты хотел. Делай со мной все, что вздумается, я на все готова — только прикажи. Ну пожалуйста…
Лест сказал:
— Они гнездятся во мне, все эти чудные птицы. Сидят на нервных волокнах, пьют из тоненьких капилляров, Эна. Порхают и поют. Я чувствую себя деревом, летним деревом.
Эна устапо отключила микрофон.
— Ему на меня плевать.
— Ему плевать на нас, — откликнулся Бреннан. — Теперь плевать.
Лест сказал:
— В моей кроне шепчет ветер, и гнездятся птицы. — В его голосе слышался восторг.
На мониторе Эны парила серебристая морская звезда: руки раскинуты, ноги растопырены, лица не видать за ослепительными бликами на стекле шлема. Морская звезда медленно-медленно вращалась, проворачиваясь, как колесо.
Эна услышала, как раздвинулись двери шлюзовой камеры.
— Пойдешь за ним?
Бреннан влетел в камеру.
— Пожелай мне удачи.
— Удачи. — Когда двери закрылись, Эна добавила: — Удачи вам обоим. Надеюсь, вы не прикончите друг друга. — И после долгой паузы: — А больше всего я желаю удачи себе самой.
Неужели она ничего не в силах сделать? Неужели остается только сидеть и наблюдать? Она отстегнула пояс, взмыла в воздух, оттолкнулась.
По идее, Уолт не должен был измениться с прошлого раза — при мгновенной заморозке крупные кристаллы не образуются, он лежит с закрытыми глазами, и вид у него — абсолютно неживой.
Не должен был измениться, но… Да, безусловно, мертв, но все еще… присутствует. Замерз мгновенно, подумала Эна, и его душа просто не успела покинуть тело. Бреннан предполагал, что Уолта, может быть, удастся реанимировать на Земле. Как знать, вдруг Бреннан прав.
Глаза у Уолта чуть-чуть приоткрыты. А ведь раньше были крепко зажмурены, разве нет? Неужели она забыла? Теперь Уолт косится на нее, точно неумело притворяется спящим.
— Может, я отдамся Лесту, если Бреннан его приведет. И Бреннану мне придется отдаться. Уолт, тебя больше нет, — Эна замялась. — Тебя нет, во всяком случае временно. Это не будет изменой.
Из-за прозрачной, как воздух, пластиковой крышки Уолт смотрел на нее, ничего не говоря.
— Ты все понимаешь, правда? — Эна стала задвигать дверцу. — И вообще, я… не так уж мы от вас отличаемся, мы — в смысле женщины.
Она отправилась назад, на капитанский мостик, поплыла по черным, яйцевидным в разрезе коридорам, по которым должно было распространяться эхо, но не распространялось. Зря мы их обеззвучили, подумала Эна. Слишком хорошая звукоизоляция, перебор. Теперь в черных коридорах шепчутся призраки: призрак Алайи, призрак Барбары.
Призрак Уолта.
Что там на мониторе? Бреннан обвязал поясницу Леста тросом. Возвращается на корабль, а сам травит трос. Оранжевая нить, озаренная светом беты Андромеды, выписывает причудливые вензеля и петли на фоне все еще темной планеты, вокруг которой обращается корабль. Эна включила микрофон:
— Бреннан, он тебе много хлопот доставил?
— Совсем никаких.
Переключившись, Эна увидела, как Бреннан забрался в шлюзовую камеру, развернулся и начал затаскивать Леста внутрь. Тот не сопротивлялся, но… Эна вставила в инъектор капсулу с успокоительным препаратом. «Лест не такой уж силач», — сказала она себе. И постаралась забыть тот факт, что в психозе человек обретает нечеловеческую силу.
В корабле Лест самостоятельно снял шлем. Лицо сияющее, взгляд устремлен в пространство. Та-ак, лучше всего в шею. Лест обмяк, зашатался. Бреннан сказал:
— Пожалуй, это ты хорошо придумала.
— Вреда не будет, — проговорила Эна, расстегивая на Лесте скафандр.
— Во мне полно птиц, — сказал ей Лест.
— Вижу.
— Они во мне гнездятся. Я тебе говорил?
Она рассеянно кивнула.
— Мы — их деревья. Поэтому там, внизу, нет никаких деревьев. Мы, деревья, только недавно прилетели, — Лест замялся. — Мне хочется присесть.
— Дело хорошее, — сказал ему Бреннан. — Снимай ботинки, и я усажу тебя в кресло.