Я положил
его серебро в
жестяную кружку,
которую носил с собой;
перешел на шаг и продолжил путь,
побрякивая монетами иуды в моей старой, в мятинах,
кружке. Они так приятно звенели в отзывавшихся эхом
ущельях, на ступенях, в темноте, высоко над Позитано
и мерным дыханием моря, где прилив утолял
жажду воды захватить землю, принудив ее к капитуляции.
В конце
концов я
остановился,
чтобы перевести дух,
и увидел, как пламя свечи
метнулось где-то в темноте. Я увидел
красивые руины, высокие гранитные стены,
поросшие цветами и плющом. Широкий проход
вел в комнату с травяным полом и крышей из звезд, будто
место было создано не для того, чтобы служить
убежищем от природной стихии, но чтобы
сохранить этот дикий уголок от человека.
Но вот
оно уже
снова было
нечистым местом,
подлинной находкой
для оргии в компании фавнов
с их козлиными копытами, флейтами
и членами в курчавой шерсти. Арочный
проем, что вел в укромный дворик, заросший
сорняками и сочной травой, казался входом в зал,
что поджидал гуляк, готовых устроить свою вакханалию.
Он ждал
на разостланном
ковре, с бутылкой вина
Дона и книгами, он улыбался на
тренькающий звук, что доносился по мере
моего приближения, но перестал, как только я
показался на свету, с обломком камня в свободной руке.
Я
убил его
прямо на месте.
Я
убил
его не от
желания спасти
честь семьи и не от
ревности, я ударил его
камнем не потому, что он
посягнул на белое тело Литодоры,
которое она никогда бы мне не предложила.
Я
ударил его
камнем, потому что
ненавидел его черное лицо.
Когда я перестал
наносить удары, я опустился
на ковер рядом с ним. Кажется,
я взял его за запястье, проверить, есть ли
пульс, но и когда понял, что он мертв, продолжал
держать его руку, вслушиваясь в пение сверчков в траве,
будто он был маленьким ребенком,
который долго боролся с дремой и вот наконец провалился в сон.
Из
ступора
меня вывел
мелодичный звон бубенцов,
приближавшийся по лестнице.
Я вскочил
на ноги и побежал,
но Дора была уже тут, и
шла по проходу, и я чуть не
сшиб ее по дороге. Она протянула
ко мне свою нежную руку и произнесла
мое имя, но я не остановился. Я бежал, ни о чем
не думая, перескакивая через три ступеньки, но недостаточно
быстро — я все равно услышал, как она
кричала, как выкрикивала
Я не знал,
куда я бегу.
Может, к Сулле
Скале, но я понимал,
что меня будут искать именно
там, как только Литодора спустится вниз
по лестнице и расскажет, что я сделал с арабом.
Я не замедлял шаг до тех пор, пока мне не перестало
хватать воздуха, а в груди не разгорелся пожар, и тогда
я прислонился к калитке у тропинки — вы знаете,
