оказать ей необходимую медицинскую помощь и сократить страдания.

В этот момент все услышали истошный вопль Магдалины, которая, увидев приближающегося к ней нового судебного исполнителя, решила, что пытки будут продолжены, и от страха признала себя ведьмой.

Не поняв до конца, что произошло, Филипп Баур бросил кошелек в руки убитого горем мужа, устремившись к судье и заверяя на ходу господина Бэка, что он сейчас все уладит.

Но было поздно! По распоряжению судьи писарь зачеркнул фразу о признанной невиновности госпожи Магдалины Бэка, сообщив о полученных от нее в ходе пыток признаниях.

Униженный происходящим Филипп Баур не мог поверить, что с ним так обошлись. Снова и снова он умолял окружного судью Тенглера не принимать полученных уже после окончания дознания признаний фрау Бэка, ссылаясь на временное помутнение рассудка испытуемой.

Но, что тот мог сделать, когда Магдалина Бэка покаялась в присутствие свидетелей?

В бешенстве Филипп ходил по пыточному залу, еще и еще раз перетасовывая в голове этапы проведенной пытки. Пытаясь понять, что же лично он сделал не так. Ведь выдержи проклятая Магдалина Бэка еще несколько минут, она сейчас была бы свободна. Волосы – что волосы – они выросли бы, а синяки зажили. Филипп мог поклясться перед иконами, что ни один сустав, ни одна косточка на теле жены Бэка не была сломана, а места, где пришлось выжигать волосы, хоть и были черны от копоти, но их было довольно три-четыре дня смазывать маслом, для того чтобы кожа утратила красноту.

Все что он сделал, было безупречным, и, окажись в этот момент в тюрьме сам Петер Миллер, он сумел бы по достоинству оценить ювелирную работу палача. Но Петера Миллера не было в городе, в то время как другие палачи вдруг как по команде окрысились на несчастного Баура, считая его повинным в злой участи Магдалины Бэка.

Теперь каждый из них считал его – сделавшего все, чтобы спасти женщину – чудовищем, и каждый жаждал крови его жены и дочери. Вот с чем, а не с потерей денег, не мог смириться Филипп Баур.

На следующий день судья приказал продолжить допрос Магдалины Бэка. На этот раз палачу следовало вытянуть из признавшейся в служении дьяволу ведьмы имена ее сообщниц. Для чистоты эксперимента Магдалина была передана в руки дежурившего в тот день Михеля Мегерера, и тот в присутствие судьи, писаря и стражи получил от нее необходимые сведения.

Во-первых, Магдалина Бэка назвала самую злющую ведьму Оффенбурга, погрязшую в разврате и пороке, жену второго палача Филиппа Баура Жанну Баур, преступлениям которой, по словам Магдалины, не было конца. Оговаривая жену пытавшего ее палача, женщина желала отомстить за свою загубленную жизнь, так как, живя с судебным исполнителем и постоянно слушая истории об осужденных ведьмах, она прекрасно понимала, что, что бы ни обещали ей судьи, закончит она свою жизнь на костре. При этом Магдалина не понимала, да и не могла понять, что всеми своими действиями Филипп Баур пытался защитить ее. Куда ей, если это не пожелали понять даже служащие и учащиеся у второго палача города судебные исполнители. Правда, оклеветать еще и дочь ненавистного Филиппа у Магдалины не хватило смелости. Уж слишком нежной и невинной казалась девушка. Фрау Бэка милостиво пожалела невесту, посчитав, что с Филиппа будет достаточно и того, что вместе с Магдалиной сожгут его драгоценную Жанну.

Второй она назвала жену судебного исполнителя Герберта Веселина Гертруду и далее всех остальных жен судебных исполнителей, исключая из числа ведьм жену палача Миллера, так как Петер спас ее во время проведения рейда, дав охрану до самого дома, и жену допрашивающего ее на второй день палача Михеля Мегерера – Катрину Мегерер, так как по мнению Магдалины, второй день по мягкости проводимых с ней приемов значительно отличался от первого, когда ее допрашивал изверг Баур. На самом деле, все отличие состояло, прежде всего, в поведении самой Магдалины, которая в первый день следствия все отрицала, провоцируя, таким образом, усиление пытки, а во второй день начала давать показания. Так что, какое бы то ни было применение силы было просто не нужно.

Через три дня после начала дознания по делу Магдалины Бэка ее муж Йохан Бэка получил счет за арест, содержание жены под стражей, проводимые пытки, а также предписание либо оплатить, либо подготовить лично костер для сожжения Магдалины.

Не желая выставлять на всеобщее обозрение свое горе, господин Бэка обратился к бургомистру с жалобой относительно непомерных трат, свалившихся на его голову в связи с делом жены. В своей жалобе Йохан Бэка просил дать ему скидку, учитывая прошлые заслуги и то, что сам участвовал в аресте собственной супруги, и стало быть не должен платить за это.

Бургомистр ознакомился с письмом Йохана Бэка и оставил его жалобу без ответа. Но на самом деле Бэка и не ждал ничего другого. Стареющий, лысеющий, с брюшком после смерти своей первой жены он сначала занимался воспитанием и образованием своих детей, и когда те оставили его дом, заведя собственные семьи, Бэка долгое время думал, что его жизнь закончилась и пора умирать. Именно в это время на пути его вдруг неожиданно засветилась светом утренней звезды Магдалина. Молодая, если не сказать юная, красавица соседка была на двадцать пять лет моложе своего неказистого мужа. Она всегда жила в домике напротив роскошного дома Бэка, она была ребенком, девочкой, подростком. Прежде, живя с женой и детьми, Йохан Бэка ни разу не подумал о соседской девочке, как о ком-то, кто мог скрасить его старость.

Раз столкнувшись на улице с повзрослевшей и сделавшейся настоящей красавицей Магдалиной, Бэка начал заглядывать к ее родителям, рассказывая разные занимательные истории, играя в карты или бросая кости. Постепенно он начал замечать, что дичащаяся его до этого девушка начала задерживаться рядом с ним, стараясь сама завязать разговор, пришить пуговицу к камзолу, или почистить шляпу.

Тем не менее, Бэка не спешил с предложением, присматриваясь к юной Магдалине и выискивая в ее поведении черты алчности и желание устроить свою жизнь. Потерпев в этом мероприятии фиаско, Йохан Бэка решился на брак, поговорив для начала с отцом девушки. Тот дал согласие, и вскоре красавица Магдалина переехала через дорогу в дом судебного исполнителя Бэка.

И вот теперь старый, плешивый, пузатый и не нужный никому в целом свете Йохан Бэка снова остался один.

Казнить Магдалину Бэка взялся только что вернувшийся из Ортенау Петер Миллер, которого в Оффенбурге ждали как бога. Первым делом, перечитав все материалы произведенных в его отсутствие допросов и поняв, что Магдалине Бэка уже не помочь, он отправился на городскую площадь, где должна была состояться казнь, и куда привез собственные дрова судебный исполнитель Бэка.

Подойдя к нему, Петер протянул руку, стараясь не смотреть в глаза подельнику. Бэка пожал руку Миллера, сетуя на то, что главный палач так надолго задержался в Ортенау.

Миллер принял упрек. Рядом с ними крутились помогающие сколачивать помост другие судебные исполнители, занятые сегодня в подготовке казни. Оглянувшись на них, Петер понимал, что ему не удастся, по всей видимости, оговорить с Йоханом особенности казни его жены. Он попытался было отвести Бэка в сторону, но тут же понял, что за старым товарищем следят. Поэтому Миллер решил играть до конца, откашлявшись, он порылся в кармане безрукавки и, вытащив оттуда счет, предъявленный судом господину Бэка на проведение и организацию казни, начал громко зачитывать его пункт за пунктом, называя уплаченные суммы и проверяя сделанную работу.

Работающие тут же судебные исполнители останавливались, для того чтобы подойти ближе, слушая странные речи главного палача, в то время как сам Бэка вдруг покраснел, словно его окатили кипятком, глаза его налились кровью, а кулаки непроизвольно сжались. Казалось, еще немного и он набросится на издевающегося над ним палача.

– Итак, господин Бэка, вы были обязаны поставить дерево для устройства помоста либо денежный эквивалент в размере одного рейхсталера. Не так ли?

– Я платил деньгами. Вот подпись казначея! – чуть ли не закричал Йохан Бэка, тыча кривым пальцем в