и все подготовит к пристойной встрече. Он знал, теперь у него, после того, что он узнал, найдутся слова для правильного разговора. Да, он явился, несомненно, явился причиной Любиной смерти, но ведь не злоумышленник же он! Аффект, темный экстаз, плюс ветхие перила, вот вам и вся комбинация чудовищного события. И надо, конечно же, надо учитывать и то, что он прямо тогда на месте своего случайного преступления понес и полнейшее, исчерпывающее наказание. Он представил себе (вспомнить, естественно, не мог), каково это, получить злым, нечистым железом с размаху по тонкой, бледной височной косточке. Обтянутой всего лишь теплой кожицей для защиты. Нет, он знает, что сказать потерпевшей. И уверен, поймет. Может быть, она и сама кое о чем догадалась, или разузнала, или нашептали, потому и напрашивается на разговор. Глупостей про любовь обсуждать не станем. Пусть Жора, пусть десантник ищет здесь. Комбинации прости-прощаю будет вполне довольно.
Вадим открыл глаза, и ему показалось – что-то не так. Наверно, оттого, что слишком задержался в слишком живо воображенном аду с монтировкой. Да вот и мама крутит головой, и отец приподнялся на сиденье. Шофер смолк и сбросил газ, неуверенный, что стоит и дальше двигаться с прежней скоростью.
Какая-то опасность обнаружилась, определенно обнаружилась в атмосфере. И это чувствует не только он и не только те, кто едет с ним. У кого спросить? Вадим встал, поглядел вправо-влево. Слева увидел трех мужчин, они только что увлеченно сгребали сено, теперь стоят, растеряно расставив в сторону руки и грабли. Автобус, двигавшийся навстречу, неловко остановился фарой к тополю.
– Что это? – наконец сдавленно спросила Алевтина Сергеевна.
Сурин понюхал воздух и недовольно заворочался на месте. Валерик не обращал на него внимания, слишком был занят. Зрелище плачущей девушки, там, на крыльце, заставило отвалиться его нижнюю челюсть. Вот оно, значит, как. Пока несчастный Вадик то да се, она под бок к этому ходячему несчастью. Как это раньше не пришло в голову – пожалела!!! Самые лучшие шансы в бабьем сердце имеет не красивейший, и даже не умнейший, а несчастнейший. Банальщина, но работает. И на том свете, и на этом.
– Я опоздал, опоздал! – уткнувшись в траву, заскрипел зубами конвоир.
Валерик удивленно на него покосился, чего ты? И сразу же сам ощутил – что-то не так! И Люба, рыдавшая у столба, замерла и потрясенно оглядывается.
Что-то случилось!
Еще раз хлопнула дверь, и на пороге того самого крыльца появился Бажин. В тренировочных штанах, голый по пояс, без очков и с топором.
– Привет, – прошептал ему издалека Валерик.
Бажин, тяжеленно ступая, колыхая слои жира на тулове и страшно поводя топором, кинулся в их сторону. Подсматривающие, как по команде, вжались в землю и сделали синхронное отползающее движение. Они были уверены, что видеть он их не может, но с трудом перебарывали желание вскочить и броситься врассыпную по кустам.
Вслед за директором бани выбежал невысокий худой человек в черном костюме, он пытался схватить Бажина за руку, пытался остановить, но был отброшен могучим движением, и, отлетев, ударился спиной об телегу и остался там лежать.
Добежав до ямы с квартетом цилиндров, Бажин наклонился, страшно дыша, подцепил ладонью и сорвал прикрывающую ткань, потом грузно спрыгнул в котлован. С трудом сохранив равновесие и переведя дыхание, обхватил топорище двумя руками и изо всех сил, даже вскрикнув от напряжения, рубанул по прибору. Звон, какие-то искры, эффекта почти нет. Второй удар, третий. Люба подошла к краю ямы, кутая плечи в классический русский платок. Она то смотрела на озверелого рубщика, то поднимала заплаканное лицо в небо.
– Поздно, Толя, поздно.
Из-за дома появился, вертя поднятой головой и неловко ступая, Матвей Иванович. Видимо, только что сюда явившийся
– Люба! – крикнул он растеряно. Дочь обернулась, он увидел ее и торопливо подсеменил поближе. Они обнялись, но, при этом, продолжая в основном таращится в небо.
Бажин очередным ударом переломил топорище и замер, бурно дыша и трагически оглядываясь. Матвей Иванович, в этот момент глянувший вниз в яму, понял его тоску и бросился обратно к дому, пожарному щиту, и почти мгновенно вернулся, неся багор и лом. Спрыгнул в яму, отдал лом директору бани, и они начали вдвоем крушить стойкий, самодовольно поблескивающий металл.
Валерик тоже поднял глаза. Он не успел еще сообразить, что происходит, как услышал рядом с ухом плачущий голос конвоира.
– Это же черт знает что!
– Гони, гони! – командовал Александр Александрович, водитель и без этого выжимал из раритетного механизма все, что только возможно. Вадим и Алевтина Сергеевна стояли на полусогнутых ногах, и, держась за переднее сиденье, глядели вправо-влево-вверх, отчаянно надеясь высмотреть причину жуткого всеобщего волнения. «Зим» влетел на территорию бывшего техникума.
– Куда ты!? – крикнул Александр Александрович. – Нам не туда!
Но было понятно, что водитель уже не занимается извозом, а мчится по своим надобностям. По улицам бежали или быстро шли в разных направлениях, оглядываясь, выворачивая шею, растерянные мужчины и перепуганные женщины. «Зим» нервно затормозил, водитель выскочил, оставив распахнутой дверь, и помчался в ближайшую подворотню.
– Домой, домой, домой! – приговаривал Александр Александрович, когда его семейство трепещущей троицей пробегало мимо фонтана, вдоль садового забора и вваливалось во двор. Вдоль всей их дороги слышались звуки захлопывающихся ставень. Когда вбежали во двор, семья вдруг разъединилась. Отец остановился посередине двора, изо всех сил задирая голову, в его облике проснулось что-то исследовательское. Он как бы выпал из состояния всеобщей паники, наблюдающейся повсюду. А что, собственно говоря, происходит – как бы говорила его поза. Никаких явных физических изменений в состоянии окружающей природы не заметно. Произошло вроде бы изменение в настроении мира, как будто из огромного шприца впрыснули дозу тревоги в атмосферу.
Алевтина Сергеевна завернула за правый бок здания, туда, где на плохо натянутых веревках висело вручную выстиранное белье. В возможности предаваться кустарной стирке был, надо думать, для нее смысл жизни.
