редкость средиземноморских драгоценных вещей даже на балканском пространстве, где контакты были более частыми и тесными: существование кельтской «греческой» группы более очевидно в устье Роны, чем на Балканах. Отметим, однако, что кельты, великолепные ремесленники по железу, золотых дел мастера и декораторы, в целом приняли бронзовые предметы по причине хорошего качества и прочности средиземноморских сплавов, а позже они смогли имитировать их сами. Цезарь заметил, что торговцы, прибывающие из Италии и Греции, встречались все реже, по мере того как удалялись от Provincia. Воспитанный на эллинистических доктринах, он полагал, что моральный прогресс обратно пропорционален жизненному благополучию: у бельгийцев он наиболее заметен, потому что в своем примитивном образе жизни они проявляли наибольшую отсталость. В эту эпоху импорт в Южную и Центральную Галлию возобновляется, что объясняется повторным открытием Средиземноморья в результате римских побед над Карфагеном, которые повысили значение итальянского побережья Тирренского моря и, конечно же, Марселя. Речь идет главным образом о приобретении галлами сельскохозяйственной продукции, в частности масла и вина, которое пользовалось спросом с давних пор: как рассказывали те, кто побывал в Италии, этруски предлагали им угощение в виде вина и инжира.

Импорт, которым не были задеты более отдаленные внутренние регионы, по объемам уступает экспорту, который составляли продукты скотоводства — кожи и мясо, а также пушнина. Кельтские группы служили посредниками в распространении на юг минерального сырья или металлических полуфабрикатов и янтаря: сырье, необходимое для индустрии Средиземноморского бассейна, пользовалось особенно высоким спросом. Металлические ресурсы — в основном золото — усиливали кельтскую экономику в международном плане, и именно в сторону центров минеральных месторождений и плодородных регионов направляется кельтская колонизация, то есть на юго-запад и юговосток Европы.

Этот факт ясно показывает, что направления экспансии, несмотря на то что в действительности не подчинялись планированию, соответствовали все-таки определенным экономическим критериям, основанным на точном знании мест и их ресурсов. Этим объясняются перемещения масс, иногда довольно значительные. В исторической традиции они сравниваются с италийской ver sacrum,[18] которая представляла собой усиленную эмиграцию молодых людей с целью сократить прирост населения. Это объяснение на самом деле в древности соответствует состоянию, когда сельское хозяйство, все еще технически отсталое, могло поставить некоторые общины перед дилеммой: разделиться или погибнуть. Относительное распространение в эпоху Цезаря бойев и битуригов вызвано расселением примитивных племен по этой причине. Позже, конечно, это было связано с необходимостью сельскохозяйственного прогресса, применения глубокой вспашки и внедрения в оборот культур, малоизвестных ранее, тем более что значительная часть населения занималась металлургией или коммерцией. Однако сомнительно, чтобы равновесие между демографическим ростом и экономическими ресурсами реализовалось за счет регулярных расселений. Эмиграция зачастую принимала форму наемничества, где авантюрный дух сочетался с общепризнанной ценностью кельтских солдат, и десятки лучших кельтов со своими мечами поступали на службу к далеким иноземным правителям. Речь шла не о личной инициативе. Наемничество часто приобретало ту же форму, что и переселенческие потоки, с которыми оно в результате иногда смешивалось: это были группы, подчинявшиеся предводителю и сопровождавшиеся женщинами и детьми; отдельные группы, имевшие сначала иные цели, в итоге, так же как в Азии, посвящали себя этому доходному делу, которое поддерживалось потребностью в войсках эллинистических монархий и Карфагена.

Распространение кельтизма не имело целью установление империи, которое предполагало централизованную, крепкую организацию, каковой не существовало: «империя кельтов», если представлять ее в политическом смысле, лишь риторическая формула. Мотивы этой экспансии были, повторяем, прежде всего демографическими и экономическими: сначала нужно было заполнить демографические лакуны и получить минеральные и сельскохозяйственные ресурсы — кельты внутренних македонских районов имели репутацию великолепных землепашцев.

Вследствие миграций кельты реализовали в течение некоторого времени культурные черты, общие для значительной части континента и Британских островов. И прежде чем римляне разглядели континентальное европейское единство, оно уже стало по большей части реальным фактом. По правде, хотя кельты и были восприимчивы к культурным и политическим эклектическим решениям, они жили так же, как прежде: они являлись наследниками континентальных цивилизаций, о чем свидетельствует их малый интерес к морю, за исключением прибрежных атлантических регионов. Кельты размещались в основном в глубинных землях, их торговля была исключительно караванной, а верность племенным институтам — безграничной. Взаимные влияния и «эндосмос»,[19] обусловленные их миграционными перемещениями, сохранили практически нетронутым общее духовное наследие. Оно заключалось в религиозных убеждениях и их внешних проявлениях, представителями и арбитрами которых были друиды. Иначе все происходило в периферийных зонах, которые фактически не участвовали в жизни этого сложного организма.

Одним из наиболее значительных аспектов кельтской экономики, возможно, является введение монеты, действовавшей с давних времен в долине Дуная, где, мы это уже сказали, адаптация кельтов к соседней эллинистической среде стала наиболее полной. До III в. до н. э. внутри континента деньги не циркулировали и не чеканились. Средиземноморские державы, которые в течение века распространили монету, использовали для континентальной торговли «стандарт цен» (булавки или золотые кольца определенного веса) — доисторическую систему обмена, о которой нам мало известно.

Приток золотых статеров Филиппа II к дунайским кельтам — показатель небезынтересных отношений, которые они поддерживали с этим правителем, но очевидно, что эти деньги появились, с одной стороны, как дань, выплаченная греческими городами, а с другой — в результате экспорта и как жалованье наемников. Кельты быстро адаптировали использование монеты; при их посредничестве и внутриконтинентальная Европа соответственно трансформировала свою экономику. Их монеты, отчеканенные в соответствии с моделями, типами и названиями из эллинистического мира, применялись и внутри общин, и в межплеменных отношениях. Во внутренних отношениях использовалась серебряная монета, во внешней торговле — золотая монета, которая рассматривалась как международная, даже когда кельты стали чеканить золотую монету для собственного использования.

Второй центр распространения греческой монеты в Европе находился на западе, в Марселе, и именно начиная с кельтского запада первая денежная единица распространилась в Северной Италии. Карта распределения эллинистической монеты свидетельствует о широте международных экономических отношений, пока эта денежная система не была вытеснена римской монетой. С другой стороны, эмиссия монет с названиями общин свидетельствует о том, что последние играли роль государства.

Так прошла стадия доисторического обмена. Монета создала необходимую базу для образования подвижных капиталов, преодолев — это очень важно — барьеры между Средиземноморьем и континентом в экономическом плане.

Установлено, что территория современной Франции — одна из основных исторических «резиденций» кельтов, и именно к ней относится наиболее полная информация, которую оставила Античность, с той лишь оговоркой, что она освещает эпоху уже довольно позднюю, завершающий период деяний галлов. Но Галлия, именно потому, что определить ее место в истории проще, задает необходимый предел сравнения, позволяет обнаружить факты, которые затрагивают иные сектора и периоды кельтского мира. Кроме того, некоторые сведения со всей очевидностью показывают фундаментальный традиционализм кельтской цивилизации, который мы подчеркнули выше. Упомянем, например, гетерии, на которые Полибий впервые обратил внимание в связи с Цизальпинией во II в. до н. э. и которые интересовали также Цезаря в середине I в. по поводу Галлии.

С VI в. до н. э., когда Гекатей представляет кельтский мир как территорию, соседнюю с Лигурией, конечной точке кельтской экспансии, направленной из центра и с востока на западную и южную периферию, соответствовали территории между Рейном, Альпами, Пиренеями и Атлантикой. Этот процесс сопровождался разделением племен: битуриги, которые жили между Эндром и Луарой, частично переместились в Аквитанию, к устью реки Гаронны (битуриги-вивиски); вольки образовали две группы — к востоку и западу от Нарбонна; авлерки разделились на три фракции, одна занимала территорию к югу от бассейна Сены, две — к востоку от Сарты. На всем юге и на юго-западе распространение галлов приводило к образованию