предварительно наделать: вот, мол, пособник врага, дезертир, предатель, скрывался, маскировался, к партии примазался. В газетах об этом написать, объявить решение райкома об исключении из партии.

— Нет, нет, — возразил Бондаренко. — И они не дураки. Враг хитер, хитер… Ну, да об этом ещё поговорим… Может, тебе лучше пока в госпиталь? — неожиданно спросил он.

Шеметов отказался. И, провожая его, Бондаренко предупредил:

— Пугать друг друга не будем, но истину прятать тоже нет надобности: трудно будет, очень трудно, и, как бы это сказать, вы — наши пробные шары…

— Вкатимся, Алексей Дмитриевич, — уверенно ответил Шеметов и посмотрел вопросительно на Алексея. Дарнев встал и, крепко пожимая Шеметову здоровую руку, взволнованно произнес:

— Постараемся, товарищ Шеметов.

Надо было уходить и Дарневу, но ему хотелось спросить Бондаренко о Вере. Пока Бондаренко разговаривал с Шеметовым, Алексей последний раз окинул взглядом кабинет секретаря. Всё здесь было попрежнему: тот же стол, покрытый красным сукном, те же шкафы с книгами и газетами, портреты Ленина, Сталина, членов Политбюро. Только по-казарменному заправленная койка в углу нарушала обычный стиль кабинетной обстановки и казалась неуместной, совсем лишней. Но она напоминала о том страшном, что пришло в жизнь городка и что теперь управляло всеми помыслами и чувствами каждого советского человека.

— Разрешите, товарищ Бондаренко, с одним товарищем поговорить о работе в подполье…

— Нет, нет, Леша, — перебил Бондаренко Дарнева, — оставь уж это право за нами. Как на самого себя, надеюсь я на тебя, Алексей, Обстановка меняется, завтра ты можешь оказаться совершенно в ином мире. Самый близкий друг твой не должен знать о твоей работе.

И Дарнев не решился просить о Вере.

Алексею поручили подготовить явки в городе и создать для будущего отряда базы в лесу. С этого времени ему запретили показываться на улицах.

— Учись, брат, конспирации, — сказал ему Бондаренко.

В одном из скромных домов города жила мать Дарнева, Мария Ивановна, женщина, лет сорока пяти. Немногословная, обходительная, от природы осторожная, расчетливая, с добродушным взглядом серых глаз, она вызывала к себе уважение окружающих. В городе её хорошо знали как женщину степенную, трудолюбивую. Работала она в потребсоюзе, но, наряду со службой, успевала заниматься и домашним хозяйством — садом, огородом. Почти всех женщин города она снабжала лучшими огородными семенами и рассадой. Райком предложил Марии Ивановне остаться в городе для конспиративной работы. Она без колебаний согласилась.

У матери Дарнев и основал первую явочную квартиру. А сам поселился в лесу: обстановка могла измениться в любую минуту. Надо было торопиться с подготовкой баз.

Должность хозяйки явочной квартиры не страшила Марию Ивановну, но она беспокоилась о судьбе единственного сына.

— Почетную работу доверили тебе. Зря собой не рискуй, — говорила она сыну.

Как только наступала темная ночь, Дарнев приходил в город, уточнял явки, изучал подходы к ним, словом, учился конспирации. С каждым приходом сына Мария Ивановна замечала, как он меняется. Он отпустил усы, лихими завитками они напоминали Марии Ивановне её покойного мужа. Алексей быстро мужал, лицо погрубело, от бессонных ночей воспаленные глаза блестел и, а между густыми бровями залегла глубокая, точно шрам, косая морщина.

Никто из горожан больше не видел Дарнева. Ничего не знала о нём и Вера.

«Что с ним? — часто думала она. — Обиделся после той встречи? Нет, не может быть. А я разве не имею права обижаться?.. Нет, тоже не имею права, никакого права. Вспышка, глупая вспышка».

Не один раз Вера сжимала голову ладонями, сидя у стола и вглядываясь в фотографию Алексея. Открытым, спокойным, теплым взглядом смотрел Алексей в глаза Веры… Всё тот же! Жестокое девичье горе после этого смягчалось, на душе веселело. Одного Вера не могла понять: почему Алексея никто не видит в городе. Куда он исчез? Она пыталась узнать о судьбе Алексея в райкоме комсомола, но и там никто ей ничего не сказал.

Она была занята в это время эвакуацией школ. Райком комсомола и ей предложил эвакуироваться. Вера отказалась.

— Разве здесь нечего будет делать? — спросила она секретаря.

Он ответил, что и без неё есть люди, райком уже наметил товарищей, которые останутся в городе, ей же лучше ехать со школой.

Нет необходимости всё подробно рассказывать, как это случилось и почему, но Вера догадалась, что Алексей готовится к работе в партизанском отряде. Трудно было ей смириться с тем, что она в эти дни не вместе с ним, с человеком, дорогим и близким ей. «Как было бы хорошо вместе!» — думала она.

В эти дни Вера записала в дневнике, который она вела ещё с седьмого класса школы: «Мне очень тяжело без него. И вообще тяжело. Попробуй-ка разобраться! Мешать я ему не буду, а разыскать попытаюсь».

Вера пустилась на поиски друга.

Поздно ночью, когда прекращалась воздушная тревога, когда гул самолетов плыл на восток и на запад высоко-высоко над городком, Вера выходила на улицу и тихо шла вдоль дороги, прижимаясь к стенам домов, к изгородям. Вот широкая Зеленая площадь, где до войны состязались трубчевские футболисты, а за площадью старинный сад. Здесь Вера встречалась с Алексеем. В саду теперь тишина. Слышен только унылый предосенний шум деревьев. Справа течет Десна. Она так же, как и всегда, вьется в ночи светлой лентой и так же, как всегда, мирно плещет у берегов. За рекой — Брянский лес. Он не виден, но Вера знала, что он там, за Десной. Оттуда, из-за леса, из-за реки, поднимались кровавые зарева пожарищ. Горели деревни, сёла, города. Но ни одного звука не доносилось до слуха девушки…

Однажды ночью на складе один из друзей Дарнева укладывал в машину мешки с мукой и ещё какие- то продукты, чтобы отвезти их в лес. Город давно погрузился в сон, на улицах не было ни живой души. Лишь на окраинах где-то лаяли собаки. С запада доносился глухой гул артиллерии. Шофёр и грузчик были уверены, что людям теперь не до них, и перестали остерегаться. Вдруг слышат:

— Здравствуй, Вася!

Вася узнал голос Веры и оторопел. Ведь никто не должен был его видеть. Он всё же протянул Вере руку, а она, не скрывая волнения, сказала совсем не то, что ей хотелось сказать:

— Мучным делом занимаешься? На дворе глухая ночь, а ты склад разгружаешь… Уж не воришка ли ты, Вася? — Она засмеялась, но слезы застилали ей глаза. Было темно, и Вася не видел слез.

— Мне сейчас не до шуток, Вера.

Он отвел её в сторону и тихо; торопливо проговорил:

— Ты знаешь, чем занята организация?

— Не знаю, товарищ член бюро райкома комсомола, — сказала Вера сердито, — а хотела бы знать!

Только теперь секретарь райкома комсомола понял, что с Верой, с упрямой девушкой, они поступили опрометчиво: её надо было оставить для работы в тылу. Он вспомнил, как Вера просила об этом райком комсомола. Он одним из первых отклонил заявление Веры, убедительно доказывал товарищам, что Веру надо отправить со школой в глубь страны. «Детей тоже надо воспитывать», — говорил он. И вот решение состоялось и теперь его не изменишь.

— Тайны в нашей работе нет, Вера, — ответил Вася, переменив тон. — Эвакуируем! Всё надо успеть эвакуировать…

— Почему же на запад? — перебила она. — Все эвакуируют на восток. Не для немцев же, думаю, запасаешься? Это, вон, тоже твоя машина пошла? Почему же на запад?