Утром я проснулась поздно. Ставни в доме были закрыты, и я не сразу сообразила, который час. Лукьянова рядом не было. Я вдруг перепугалась, вскочила, распахнула дверь и увидела его в кухне, он стоял перед плитой и что-то помешивал в сковородке, напевая какой-то мотивчик.

– Привет, – улыбнулся он, поворачиваясь ко мне. – А чего глаза испуганные?

Я подошла и уткнулась в его плечо.

– Саша, – сказала я тихо, – не бросай меня, ладно?

– Учитывая, что это ненадолго… – скроил он забавную физиономию, – так и быть, не брошу. Кофе будешь? Бери чашку и садись за стол.

Я выпила кофе, разглядывая столешницу.

– Давай прикинем… – начала я неуверенно, но он перебил:

– Эй, а как же наш маленький рай?

– Лукьянов, – разозлилась я, – не собираешься же ты сидеть здесь и ждать, когда тебя в самом деле пристрелят.

– Можно, конечно, подергаться, – насмешливо изрек он. – Одно теперь ясно: не видать мне рая как своих ушей, ты ведь очень деятельная особа.

– Давай подумаем, как тебе смыться, – предложила я.

– Давай подумаем куда, – в тон мне предложил он.

– Черт… да куда угодно.

– Нужны деньги и документы.

– Ни за что не поверю, что ты об этом не позаботился, – съязвила я.

– Скажем так: я работаю над этим. Такой ответ тебя устроит?

– А если попробовать поторговаться с Дедом?

– А что решает твой Дед? Если ты нацелилась на компромат, то он в надежном месте. Не здесь.

– Перестань, – попросила я.

– Да-да, я помню. Ты на моей стороне. Иди ко мне.

– Саша…

– Иди ко мне, дурочка, и выброси из головы все свои мысли. Будешь портить мне жизнь, пошлю к черту.

Я перебралась к нему на колени, и, не успев толком позавтракать, мы очень скоро оказались в постели. Однако поверить в то, что Лукьянов сдастся без боя, я не могла. Это на него непохоже. Пусть он мне не верит и держит свои планы в секрете, у меня есть свои. Но чтобы реализовать их, требовалось кое-что уточнить. И я принялась приставать к Лукьянову с вопросами, пользуясь тем, что он благодушествовал, развалясь по соседству.

– Саша, – спросила я, – кому принадлежала идея убрать Никитина?

– Что ты за человек такой? – посетовал он. – Помнится, приставала ко мне с любовью: «Саша, скажи, что меня любишь», – передразнил он, кстати, получилось похоже. – Теперь я готов болтать о своей любви сколько угодно. И что? Ты пристаешь ко мне с убийствами.

– Считай, что это женское любопытство.

– Если женское любопытство, тогда валяй, – милостиво разрешил он.

– Я же вопрос задала, – надула я губы, он приподнялся и поцеловал меня.

– Кто сие придумал, не знаю. Мне не докладывают. Филиппов вызвал меня и дал задание. Я приехал, познакомился с этой бабой… Чего смотришь? Не нравится, как я сказал? А если скажу, что влюбился без памяти, понравится?

– Ты с ней познакомился, – напомнила я.

– Угу. Потом она увидела твою фотографию. Начала приставать с расспросами. Она могла тебя знать, ты ж здесь знаменитость, поэтому я придумал историю о любви с большой буквы, твоей, не моей. Любила ты меня, и я тебя вроде тоже, но подлость характера восторжествовала, и я сделал глупость. Короче, лишился счастья. Плел я все это, не подумав, что бабам такие истории, как завязавшему бутылка. Она кинулась узнавать, кто ты и что. Слушай, зачем я это рассказываю, ты и так все знаешь.

– Не все. Ты действительно рассказал ей о готовящемся убийстве Никитина?

– По-твоему, я спятил? Мне нужен был компромат, я пел ей песни о том, как славно мы заживем на денежки, что получим, если свистнем у Никитина эти бумаги. Она поверила и принялась обрабатывать дядю. Он оказался безнадежным дураком, сам ей эти бумажки принес, просил спрятать. Мол, в такое время держать их у себя неразумно, а у бабы, конечно, в самый раз.

– Ты забрал их у Светланы и передал Филиппову? – спросила я.