Фридхолм захлопнул блокнот и двумя большими глотками выпил тепловатую жидкость. Возможно, полчаса назад это был превосходный кофе, но сейчас…

У него еще вчера сложилось впечатление, что начальство назначило вторую следственную бригаду, ничего ему не сообщив, и бросило людей туда, где действительно обнаружились важные улики. И не исключено, что убийцу уже действительно допрашивают, а его, Фридхолма, оставили с его группой для отвода глаз, чтобы запутать сотрудников театра и прессу — расследование, мол, ведется, и более того, майор даже не смог толком составить список подозреваемых.

Мобильный зазвонил, когда Фридхолм защелкивал замочек на блокноте — чтобы не выпали вложенные листы.

— Майор, — это был голос какой-то из девушек на коммутаторе, — вас добивается некий… сейчас… Бошкарофф, говорит, что важно. Соединить?

— По какому делу? — какой-нибудь зритель, наверно, решивший, что надо еще раз засветить свою фамилию.

— По поводу убийства Гастальдона…

— Я не занимаюсь делом Гас… — механически сказал Фридхолм и пришел, наконец, в себя. — Кого?

— Он сказал: Гастальдона. Я тоже подумала, что… и не стала соединять сразу.

— Соедините! Он, надеюсь, еще на линии?

Что-то щелкнуло, и молодой голос, такой громкий, будто собеседник сидел рядом за столиком, сказал по-английски:

— Простите, я действительно говорю с начальником следственной группы по расследованию убийства в Национальной опере Стокгольма?

— Да, это так, — сказал Фридхолм. — Кто вы? Представьтесь, пожалуйста.

— Моя фамилия Бочкарев, Андрей Бочкарев, я звоню из Бостона.

Физик? Фридхолм крепче прижал трубку к уху.

— Кто вы по профессии? — спросил он.

— Что?… Физик, я работаю в Бостонском университете.

— Это вы звонили в управление вчера утром?

— Что? — удивление в голосе Бочкарева было неподдельным. — Я… Нет.

— Слушаю вас.

— Инспектор, вы обратили внимание на то, что убийства в нашей Лирической опере и у вас, в Стокгольме, произошли практически одновременно? И что исполнялась одна и та же сцена из одной и той же оперы?

— Не совсем, — вставил Фридхолм, — у вас там шел «Густав III», а у нас…

— Ага! — воскликнул Бочкарев. — Значит, вы об этом подумали! Но «Густав» и «Бал-маскарад», по сути, одна опера, отличаются они в двух-трех номерах, но сейчас это не имеет значения. Вы обратили также внимание, что в обоих случаях убийство было совершено якобы с помощью бутафорского кинжала, а на самом деле с помощью какого-то оружия, таинственным образом исчезнувшего с места преступления? И что у вас и у нас никто из тех, кто был на сцене, не видел убийцу, а Анкастрем… у вас это Ренато, я не знаю фамилию исполнителя…

— Ди Кампо, — механически подсказал Фридхолм.

— Ди Кампо, — повторил Бочкарев. — Он не имеет отношения к убийству, потому что у него и мотива не было, и орудие преступления он никуда спрятать не мог, поскольку был задержан прямо на сцене.

Точно излагает, подумал Фридхолм.

— Да, — сказал он, — это мне все известно. Видимо, об этот написано в газетах? Я хотел бы услышать, по какому поводу вы звоните. У вас есть дополнительная информация? Вы сообщили ее следователю, ведущему дело в вашем городе?

Показалось Фридхолму, или Бочкарев на противоположной стороне океана тихо выругался?

— Я пытался, но господин Стадлер не склонен меня слушать. Более того, я у него главный подозреваемый, и есть высокая вероятность, что через несколько минут меня арестуют.

— Откуда вы говорите? — осторожно спросил Фридхолм. Если этого человека действительно собираются арестовать, наверняка у американской полиции есть для этого достаточно оснований, и нужно сейчас же, закончив разговор, позвонить коллегам в Бостоне.

— Из оперы, — сказал Бочкарев. — Из театра мне все равно не выйти, так что можете не сообщать Стадлеру о моем местонахождении, он и так отлично знает…

— Продолжайте, — сказал Фридхолм. — Вы ведь звоните не для того, чтобы признаться мне в убийстве?

— Которого не совершал, хотя отпечатки пальцев убитого обнаружены на моем кухонном ноже.

Фридхолм отметил в уме это обстоятельство и подумал, что, при полной симметрии преступлений, здесь, в Стокгольме, тоже может оказаться человек, у которого…

— Я вам звоню вот почему, — продолжал Бочкарев. — Стадлер меня слушать не хочет, может, вы окажетесь умнее. Эти два преступления… точнее, одно, потому что на самом деле это одно и то же убийство…

— Убиты два человека, — напомнил Фридхолм.

— Один.

— Послушайте…

— Не будем спорить, нет времени. Если полиция не свяжет эти преступления и не станет расследовать их, как одно, успеха добиться не удастся, вы понимаете?

— Почему бы вам не сказать об этом в полиции?

— Я же сказал: меня не слушают!

— Тогда почему вы решили, что я…

— Инспектор! Мы теряем время. Меня могут арестовать, и тогда…

— Где, говорите, вы сейчас находитесь?

— В театре! И полиция знает, где я, об этом не беспокойтесь, я не собираюсь скрываться, напротив, хочу, чтобы вы, наконец, поняли: это одно и то же убийство.

— Да-да, понимаю.

— Извините, — сказал Бочкарев. — Нет больше времени, надеюсь, вы меня поняли и будете действовать соответствующим образом. Всего хорошего.

Короткие гудки — связь была прервана, и пару секунд спустя Фридхолм услышал голос телефонистки:

— Вы закончили разговор, майор?

— Закончил, — медленно произнес Фридхолм. — Послушайте, Марта…

— Мое имя Лиза.

— Извините, Лиза. Вы зафиксировали номер телефона?

— Нет, майор. Номер не обозначился.

— Вот как… Лиза, мне нужно поговорить с инспектором Стадлером из муниципальной полиции города Бостона, это в Соединенных Штатах…

— Я знаю, где находится Бостон, — сухо сказала Лиза. — Сейчас позвоню. Разговор перевести вам на мобильный или…

— На мобильный.

Он положил телефон на столик и знаком показал официантке, что хочет еще одну чашку кофе.

Это оказалось не просто — звонить за океан, хотя, казалось бы, какие проблемы? Компании мобильной связи имеют взаимные обязательства по всему миру, на прошлой неделе я легко дозвонился Арнольду Дихтеру, физику из Сиднея, написавшему опубликованную в последнем номере «Physical Review»