людей, разбазариваем таланты! Все бегут черт знает куда!

— Игорь, Игорь, ну, не рви ты себе сердце! — уговаривала отца мама. — Если все так плохо, может, и бог с ней, с наукой? Может, пойдешь к Ивлеву, он тебя зовет к себе работать?

— Нет, Марин, я не могу, — кипятился отец. — Да и не хочу! Я свою работу не брошу! Пусть хоть все развалится! Надеюсь, до полного дебилизма мы не дойдем, Академию наук не распустят к чертовой матери! Я не могу, понимаешь? Я умею и хочу делать свою работу, а если перестану ее делать, я, наверное, сдохну сразу!

— Игорь, ну чего ты? Чего ты так завелся? — еще раз попыталась мама успокоить отца.

— А, — как-то безнадежно ответил папа. — Мне сегодня сообщили, что снова сократили бюджет нашей программы. Скоро мы будем из канцелярских скрепок оборудование делать, чтобы хоть что-то работало! Марин, мне же тошно, я у тебя как иждивенец на шее! Ты вкалываешь, как раб на плантации, а женщина не должна так работать!

— Ой, да ладно! — рассмеялась мама. — Мне моя работа нравится.

— Даже если она тебе очень нравится, это неправильно, что ты работаешь как каторжная и кормишь мужа, — возмутился папа. — Я себя уже и мужиком чувствовать перестаю!

— Ну, с этим ты поспешил! — весело хохотнула мама.

Они замолчали.

«Целуются», — поняла Юлька. Вода в ванне начала остывать, но она хотела дослушать разговор, поэтому не вылезала.

— Ты знаешь, — через несколько минут сказал папа, — ведь самое страшное, что дальше будет только хуже. Я не стану больше зарабатывать, хоть на голову встану. Финансирование в научной области будет только сокращаться.

— Ну и ладно, выживем, чего уж теперь! — вздохнула мама. — Ты, Расков, нас пятнадцать лет кормил, холил и лелеял, теперь мой черед настал. Тебе ведь жизненно необходимо заниматься своим делом, ты без этого жить не сможешь. Значит, тема закрыта. А я, пожалуй, уволюсь из института. Буду только частные уроки давать. У меня прибавится времени, возьму парочку учеников. Как ты думаешь?

— Мариночка, решай сама, — как-то грустно сказал папа, — а я тебя во всем поддержу! Но у меня есть условия: ты должна выкроить время для себя, чтобы не приходить домой черт-те во сколько. Бог с ними, с деньгами, всех не заработаешь, а загнуться от такой нагрузки можно. Да и не голодаем же мы! Если уж припрет, что-нибудь придумаем!

— Согласна! — сказала мама. — Слушай, а как Илья поживает?

— Трудно поживает, — вздохнул отец. — Как и все. Крутится как белка в колесе, подрабатывает, статьи за наших халявщиков пишет, программы левые, а куда деваться. В прошлом месяце нужно было оборудование починить. Деньги мне на ремонт обещали дать месяца через три, не раньше. А что значит через три?! На нем вся работа идет, значит, это три месяца простоя! Илья, ничего мне не говоря, где-то по ночам грузчиком работал и принес деньги. Вот, говорит, на ремонт. Боже мой! Доктор наук — на научную аппаратуру подрабатывает грузчиком по ночам! Черт знает что!

— Не заводись, Игорь! — опять урезонила мама отца. — Он молодец, нашел выход из положения.

— Нашел! — возмутился папа. — Так и надорваться можно! Он же работает по двадцать часов в сутки! Смеется — совмещаю, говорит, умственный и физический труд. Мускулатуру знаешь какую накачал! Но когда физически перегружаешься, не до умственных изысканий! А у него голова светлая, он очень талантлив!

— Все, все! Игорь, хватит! — примирительно заметила мама. — Об этом можно часами говорить! Ты все делаешь правильно, я очень тобой горжусь! Ты не бросаешь дело своей жизни, не предаешь ни себя, ни своих учителей, ни свою работу. А это важно. Можно уехать за границу, можно податься в коммерцию и оттуда рассуждать о пропащей российской науке и беспределе, который в ней творится. Как говорится, «с сытой тарелки по-барски хаять». А ты молодец, я тебя люблю, Расков!

— Щас загордюсь! — предупредил папа и рассмеялся.

Юлька выбралась из остывшей воды, села на край ванны и заплакала — так ей стало жалко папу, маму и Илюшку.

После подслушанного разговора Юлька долго ходила задумчивая, присматриваясь к тому, как они живут. Она как-то не обращала внимания на быт и родительские проблемы — была занята учебой и рисованием. А оказалось, что живут они трудно. Родителей никогда не было дома, и создавалось впечатление, что они приходили домой только спать, работая и в выходные. Как при такой занятости мама умудрялась заниматься хозяйством, оставалось загадкой.

Юлька ругала себя последними словами — как можно быть такой невнимательной? Почему она не задумывалась, как трудно приходится родителям? Но длительное самобичевание было не в ее натуре. Нужно было действовать! И девочка решила, что возьмет на себя домашние дела.

Если Юлька за что-то бралась, вкладывала в новое дело весь свой энтузиазм. Начала она с приготовления еды.

Это была еще та эпопея!

Первым приготовленным ею блюдом был борщ. Будучи дочерью ученого, Юлька подошла к решению проблемы с научной дотошностью. Она отыскала на книжной полке фолиант по кулинарии, изучила рецепт, выписала на листочек все необходимые ингредиенты, взяла из шкатулки в родительской спальне деньги, предназначенные на хозяйство, и отправилась в магазин.

Ее немного смутило, что для обычного борща понадобилось так много продуктов, но надо, так надо! Действуя по написанному рецепту, она достала самую большую кастрюлю и приступила к делу.

Папа обычно после работы встречал маму возле метро, чтобы она не ходила поздним вечером одна, и они приходили домой вдвоем. В тот день вернувшиеся в десять вечера с работы родители застали картину бурной деятельности собственной дочери во всей, как говорится, красе.

Приготовление борща затянулось, чего Юлька никак не ожидала. Но это-то ладно!

— Ух, ты! Какие запахи! — восхитился папа с порога, когда они с мамой вошли в квартиру.

— Юля, мы дома! — крикнула вслед за ним мама и спросила, уловив запах еды: — Что, бабушка приходила?

— Не-ет! — раздался настороженный голос дочери из кухни.

— Что это с ней? — спросил папа, помогая маме снять пальто.

Обычно Юлька, чем бы она ни занималась, бросала дела и бежала встречать родителей, заслышав, что открывается дверной замок. Но сегодня дочь не появилась в прихожей.

Родители вошли в кухню и застыли на пороге.

На плите стояла огромная кастрюля. Сама плита была похожа на сюрреалистическую картину — вся ее поверхность была засыпана мелко нарезанными овощами — капустой, морковью, свеклой и луком, сверху этот «салат» был залит томатной пастой. Все горизонтальные поверхности на кухне, в том числе и холодильника, были заставлены грязными кастрюлями, сковородками и тарелками. В раковине тоже стояла кастрюля, на ней красовался дуршлаг с марлей, через которую что-то процеживали. По бокам кастрюли торчали ручки двух разделочных досок.

Посередине кухни, на табурете, поставив ноги на перекладину, сидела любимая дочь. На коленях у нее лежала раскрытая кулинарная книга.

Дочь плакала, но не горько, а скорее обиженно.

— Как там, у Жванецкого? — подал голос папа. — «При чем тут борщ, когда на кухне такие дела?»

— Юлечка, что случилось? — спросила мама с порога: решиться войти в кухню она не могла.

— Я готовила-а борщ, — ответила Юлька, вытирая слезы. — Я хотела-а помочь вам, вы так много ра-аботаете, вот я и ре-ешила, что буду готовить на всех! Это был сюрпри-из!

— Ну, сюрприз-то как раз удался! — усмехнулся папа.

— Так что ты плачешь, солнышко? — поспешила обнять рыдающую дочурку мама.

— Я не знала, что придется так долго готовить и что для борща так много всего надо!

— Ну, ничего, — успокоила ее мама, — это же в первый раз, все приходит с опытом.

Папа подошел к плите, старательно обходя красные пятна томатной пасты на полу, поднял крышку с кастрюли и понюхал содержимое.