сжимавшей оружие. Довершил дело сам наркобосс, ударивший десантника рукояткой своего пистолета в висок.
– Сейчас сюда прибудут его сообщники, – приходя в себя, Петр услышал визгливый голосок Семенцовой. – Их трое!
Руки Петра были намертво скованы наручниками. Он лежал на полу автомобиля. А на его затылке и пояснице стояли тяжелые армейские берцы уцелевших охранников. «Вот тебе и Хиросима!» – только и подумал Ручьев.
– Встретим, – послышался голос наркобосса. – Этого оставьте в машине, только пасть ему заткните, – скомандовал он охранникам. – Сами замаскируйтесь вон в той траншее!
С правого края шоссе и в самом деле имелась очень удобная для засады траншея. «Семенцова, тварь! Отважилась сбросить микрофон и сдать меня... и ребят...» – Петр мысленно клял себя. Сам виноват – проконтролировал Татьяну Борисовну, понадеявшись на то, что Гнедич окончательно подавил ее волю. Охранники убрали ботинки с головы и туловища Ручьева, один из них стал засовывать в рот Петру толстую тряпку, пропитанную бензином и машинным маслом. А вдали между тем послышался шум приближающегося внедорожника. Охранник, втискивающий в рот Петру пахнущую бензином тряпку, замер и пригнулся. Между тем ехавшая машина остановилась, послышался звук открывшейся дверцы.
– Помощь нужна? – всего в нескольких шагах от себя услышал Петр голос полковника Гнедича.
– Если не торопишься, помоги, – отозвался из машины дюжий бородач.
11
Боевой опыт и интуиция не подвели командира. Возможную засаду они определили, еще когда только подъезжали к остановившейся машине, в которой должны были находиться Семенцова и Петр. Выйдя на шоссе, Гнедич окончательно убедился, что в машине всего один боец, остальные же залегли в противоположной траншее. И при этом расположились они в ней таким образом, чтобы не попасть под прицел оружия противника. Теперь главное, чтобы не сплоховал Вагин.
В это самое время лежащий в засаде наркобосс ткнул автоматным стволом расположившуюся рядом с ним Семенцову.
– Узнаешь? – шепотом спросил он.
– Да, – тряхнула сальными волосами Семенцова.
Наркобосс хотел было отдать команду открыть огонь, но в этот момент прямо перед его носом шлепнулся какой-то тяжелый предмет. Он успел разглядеть, что это не что иное, как граната «Ф-1», но более ничего сделать не успел. Вагин не сплоховал.
Услышав взрыв и дребезжание стекол, Петр сделал единственное из того, что мог: через тряпку вцепился зубами в пальцы охранника. Тот взвыл, а через секунду после хлопка-выстрела тяжело повалился на Ручьева, придавив его так, что стало трудно дышать.
– Петр, ты где? – послышался голос Гнедича.
Не прошло и десяти секунд, как командир вытащил Петра из машины, обшарив карманы застреленного боевика, нашел ключи от наручников и окончательно освободил подчиненного.
– Извини, командир, эта тварь... – начал было Петр.
– Не нужно, – лишь махнул рукой Гнедич, видимо, чувствуя и собственную вину.
Тела Татьяны Борисовны и наркобосса представляли собой кровавое месиво. Один из находившихся в засаде боевиков также не подавал признаков жизни, а второго бинтовал Вагин, находясь в непривычной для себя роли санитара.
– Куда путь держали? – спросил Гнедич приятельским тоном, подойдя к раненому.
Тот не торопился со словами. Вагин только что сделал ему обезболивающий укол, но боевика тем не менее била мелкая дрожь и лицо его было искажено гримасой боли. Вагин вопросительно поглядел на командира, мол, не пора ли развязать пленному язык иными методами? Между тем Крафт успел обыскать раненого и протянул Гнедичу российский паспорт и водительские права.
– Извини, парень, времени у нас мало, – просмотрев документы и убрав их в свой внутренний карман, проговорил командир.
С этими словами он достал гранату-лимонку, выдернул из нее предохранитель. Вагин ударил только что им же перебинтованного пленника в живот, а Гнедич сунул лимонку за шиворот скрючившемуся от боли боевику.
– Отходим, – скомандовал остальным Гнедич, и его подчиненные в темпе рванули из траншеи на шоссе.
Обессиленный, обездвиженный ранением и кровопотерей пленник взвыл, точно агонизирующий хищник. Уже находившийся на шоссе Гнедич одним прыжком вернулся в траншею, вытащил лимонку, вставил предохранитель обратно.
– Это был муляж, – пояснил он пленнику, приподняв того за волосы. – Сейчас будет настоящая.
Гнедич вытащил другую гранату, взялся за предохранитель.
– Скажу... – прохрипел боевик.
Его речь была отрывиста, путана, но место прибытия он указал четко.
– Похоже на правду, – сверившись с картой, кивнул командиру Петр.
– Горная местность, но есть подъем и подъезд для грузовиков. Да, именно в таком месте и должно быть наркопредприятие, – согласился Гнедич. – Работаем!
При последней команде командир выразительно посмотрел на Крафта. Это означало лишь одно – пленный более не нужен. Тащить его с собой возможности нет, живым оставлять опасно – много знает, видел бойцов в лицо. Молодому лейтенанту предстояло решить эту проблему...
Выстрел, погашенный глушителем, прозвучал как одиночный хлопок. Застреленный боевик не успел ничего сообразить. Петр по-отечески положил ладонь на плечо лейтенанта, только что выполнившего приказ. Даже такому опытному разведчику и диверсанту, как майор Ручьев, было сейчас не по себе. В самом деле – сперва бинтовали, обезболивающее кололи, чтобы не помер раньше времени. А как все рассказал – пуля в голову. Точнее – в ее височную часть, чтобы наверняка.
– Значит, так, бойцы! – произнес Гнедич, обведя взглядом подчиненных. – Приказывать не буду, риск очень велик! Первомай или Хиросима – решайте сами!
Первомай означал, что операция «зондеркоманды» завершается получением информации о спрятанном в горах наркопредприятии, и не более того. Хиросима же...
Хиросима означала, что отряд полковника Гнедича ликвидирует предприятие.
Бойцы с ответом не торопились. И тут у командира затренькал мобильник, выданный новым куратором для личной связи.
– Мы выяснили местонахождение «объекта», – отрапортовал Гнедич своему новому начальству.
– Действуйте, – прозвучал в трубке монстрообразный голос. – Дело необходимо довести до конца.
Командиру был непривычен новый Куратор. Человек без лица. С измененным голосом. Но этого, видимо, требовала оперативная необходимость.
– Хиросима? – спросил Вагин, когда Гнедич отключил связь.
– Да, – кивнул тот.
Возражений от остальных бойцов не последовало.
Полковник Казаков еще только поднимался к Ширману, когда услышал звучавшую из-за дверей кабинета любимую песню Ивана Эмильевича:
Пел неподражаемый Сергей Шнуров в сопровождении группы «Ленинград». Войдя в кабинет Ширмана, Казаков обнаружил там то, что и должен был обнаружить: Ширман, секретарша Ирочка и начальник охраны развлекались тем, что созерцали пляски шута Шпазмы под аккомпанемент «Ленинграда».
– У тебя что-то срочное, Игорек? – спросил, выключив Шнурова, Иван Эмильевич.
– Не очень, – как ни в чем не бывало ответил Казаков, переглянувшись с длинноногой Ирочкой.
– Тогда представление продолжается! – Ширман щелкнул пальцами, пригласив Игоря занять место в «зрительном зале».
Шпазма вытер рукавом вспотевшее красное лицо. Видимо, он был рад небольшой передышке, пляски явно давались ему с немалым трудом. Иван Эмильевич это заметил и решил от танцев перейти к
