Мария Клемм выполнила предназначение, определенное ей судьбой. Единственной наградой ей были натруженные, изуродованные ревматизмом руки и жестокая бедность.
Странник, направлявшийся в Ричмонд через Филадельфию, продолжал свой путь, который он уже однажды проделал восемнадцать лет назад. Но сейчас, когда путешествие уже близилось к концу, он двигался к цели много быстрее. Тающий вдали город, который он видел в последний раз, был уже другим — за короткое время он вырос, словно по волшебству. Два десятилетия во многом изменили его облик. Дымы стали темнее, а над портом поднимался густой лес высоких пароходных труб и мачт.
Добравшись до Перт-Амбоя, он пересел на поезд, который к вечеру 1 июля 1849 года в клубах дыма и искр прибыл на филадельфийский вокзал. В тощем саквояже из цветистой материи По вез рукописные тексты двух лекций, одной из которых наверняка был «Поэтический принцип». Наличность путешественника составляла сорок с небольшим долларов. Вокзал находился рядом с портом, который бурлил необычайным оживлением — «золотая лихорадка» была в самом разгаре, и отсюда на поиски удачи отправлялись новые и новые толпы одержимых жаждой разбогатеть старателей. Крутом было много питейных заведений, дела которых шли сейчас как нельзя лучше. В один из них и решил заглянуть По. В результате он задержался в Филадельфии на две недели.
Полностью восстановить последовательность событий теперь уже невозможно. Происшедшие несчастья не были неожиданностью, потому что жизнь По больше не подчинялась обычным законам и он все чаще терял власть над своими поступками. Весь мир казался ему объятым ужасным хаосом и смятением, ибо хаос и смятение царили в нем самом. Из воспоминаний друзей, выдержанных в благородно-сдержанном тоне, вырисовываются некоторые подробности случившегося.
Июльским днем в кабинет Джона Сартейна, владельца журнала «Сартейнс мэгэзин», внезапно ворвался трясущийся от страха человек с всклокоченными волосами, который умолял защитить его от злодеев, сговорившихся его погубить. Лишь с большим трудом в нем можно было узнать великого поэта, преследуемого галлюцинациями, которые обыкновенно предшествовали нервным кризисам. Долгие годы ожесточенной полемики с литературными противниками, разгневанные, угрожающие и оскорбительные письма, которые он часто получал, оставили в его сознании неизгладимый отпечаток. И когда он бродил по улицам Филадельфии, ему вдруг стало казаться, что прохожие бросают на него злобные взгляды, а по пятам за ним крадутся заговорщики. Сартейн, старый его друг, отвел По к себе домой, где тот потребовал бритву, чтобы сбрить усы и, таким образом, сделаться неузнаваемым для воображаемых преследователей. Сартейну стоило немалых усилий уложить его в постель, у которой он провел всю ночь, боясь оставить По одного. Последний к тому же твердил, что нуждается в защите. Так продолжалось и весь следующий день.
К вечеру По исчез из дому и, проблуждав несколько часов по улицам Филадельфии, в конце концов оказался за городом и заночевал где-то в поле. Он «впал в забытье», и ему явилась некая облаченная в белое фигура, которая предостерегла его от самоубийства. Это как будто несколько его успокоило.
Как прошли следующие несколько дней, ни По, ни его друзья сказать не могли. Он совершенно не сознавал, что с ним происходит, и добиться от него каких-либо объяснений было невозможно. Кончилось тем, что его арестовали за пьянство и препроводили в тюрьму Мойаменсинг, где он провел ночь.
И на этот раз перед ним возникло во тьме бледное видение женщины, которая, стоя меж зубцов высокой тюремной стены, заговорила с ним шепотом. «Не услышь я того, что она сказала, — рассказывал он потом, — я бы тогда же расстался с жизнью». Наутро вместе с остальными беднягами он предстал перед мэром Гилпином, который тут же его узнал. «Да ведь это По, поэт!» — воскликнул он и отпустил По, не присудив к штрафу. Когда позднее Сартейн спросил друга, за что тот попал за решетку, По, вспомнив, наверное, ссору с Инглишем, сказал, что подделал чек.
Скитания его продолжались еще какое-то время. Его мучили галлюцинации — он видел умирающую миссис Клемм и, когда Сартейн был рядом, упорно просил у него опиума. Двое старых его знакомых, Чарльз Берр и Джордж Липпард (поэт и романист, с которым По свел когда-то Генри Хирст), подобрали По на улице и, как могли, выходили. Берр купил ему билет на пароход до Балтимора, а узнавшие обо всем Грэхэм и Петерсон снабдили бывшего коллегу 10 долларами на дорогу. По отправился в Ричмонд. При нем был саквояж, потерянный в Филадельфии и найденный вновь только через десять дней. Рукописи обеих лекций были украдены, и пропажа эта очень огорчила По. На пристань его проводил верный Берр. Была пятница, 13 июля 1849 года.
В Ричмонд По прибыл в ночь на четырнадцатое и, повинуясь какому-то инстинкту, сразу же направился к Макензи. Он знал, что там его ждут забота и участие сестры Розали и близких друзей и что его умственное и физическое расстройство, равно как и плачевный вид, будут надежно скрыты от посторонних глаз. Однако у Макензи он оставался совсем недолго.
Спустя несколько дней он переселился в гостиницу «Старый лебедь» на Бродстрит, пользовавшуюся некогда доброй славой, которая давно уже отошла в прошлое. Теперь здесь квартировали бизнесмены- холостяки и их служащие. По соседству, в небольшом деревянном домике жил доктор Джордж Ролингс, который посещал По в первые дни его пребывания в Ричмонде. Заботы друзей и врачебный уход ускорили выздоровление.
Холоден и непрогляден был мрак, царивший в той бездне, которая только что едва не поглотила По. И тем ярче показался ему свет его юности, озарявший знакомые улицы и далекие холмы — золотистое сияние, подернутое печальной дымкой дорогих сердцу воспоминаний. Последняя сцена, в которой, за несколько мгновений до того, как упал занавес, По впервые явился в роли признанной и вознагражденной рукоплесканиями, разыгралась в закатных лучах уходящей молодости, своим теплом на миг возродивших былую любовь и дружбу. Ричмонд изменился и вырос, но не настолько, чтобы сделаться чужим и неузнаваемым. Пришло новое поколение, но не исчезли знакомые места и лица, остались теми же и обычаи и нравы, забавный говор южан и их душевный склад — они по-прежнему жили, чтобы быть, а не чтобы иметь — и это как нельзя лучше отвечало характеру самого По. Он вновь вдохнул ричмондский воздух, напоенный тяжелым сладковатым ароматом табачного листа, и на него нахлынули целые сонмы воспоминаний. Но еще раньше перед его мысленным взором возникла Фрэнсис Аллан, увозящая маленького Эдгара из дома модистки в особняк в Табачном переулке.
В последние дни, проведенные в родном городе, возвратившийся изгнанник чаще всего посещал дома Макензи, миссис Шелтон и Талаверу — фамильный особняк семейства Талли.
Слава поэта, слух о том, что в Ричмонд его привело давнее чувство к миссис Шелтон, и, наконец, влияние друзей уготовили По прием, совершенно непохожий на предшествующие. Неприязнь, которую он некогда вызывал к себе своим «поведением по отношению к опекуну», почти исчезла, если не считать нескольких непреклонных упрямцев, и двери салонов распахнулись перед ним шире, чем когда-либо.
Да и сам По стал вести себя в обществе гораздо осмотрительнее. Он, как и прежде, держался несколько театрально, но манеры его сделались более уверенными и внушительными. Памятуя о давнишнем предубеждении, которое к нему питали, он старался быть особенно осторожным в отношениях с женщинами. Хотя молодежь тянулась к нему, как никогда раньше, свой круг общения он ограничил в основном старыми друзьями.
Средоточием его помыслов была теперь Эльмира. Миссис Шелтон овдовела несколько лет назад. Она родила двух дочерей — обе были названы ее именем и умерли в младенчестве — и сына, который в ту пору был уже взрослым юношей. Ее муж, мистер Баррет Шелтон, сумел преуспеть в коммерческих делах и оставил жене состояние, приносившее немалый доход. После ее смерти все имущество должно было перейти к другим наследникам. Вскоре по приезде в Ричмонд По нанес ей визит. К тому времени миссис Шелтон превратилась в довольно привлекательную женщину средних лет, хорошо владеющую собой и весьма набожную.
Когда слуга доложил, что ее хочет видеть какой-то джентльмен, миссис Шелтон спустилась вниз. Увидя ее, По стремительно поднялся и произнес в сильном волнении: «О, Эльмира, это вы!» Миссис Шелтон сразу его узнала и встретила очень приветливо, однако про должала собираться в церковь, сказав, что никогда не пропускает служб, и пригласив По зайти позже. Он не преминул это сделать; они долго предавались воспоминаниям о днях минувших, и По спросил Эльмиру, согласна ли она выполнить обещание, которое дала ему двадцать четыре года назад. Сначала она подумала, что это не более чем романтическая шутка, но По быстро убедил ее в серьезности своих намерений. К концу июля между миссис Шелтон и ее старинным другом было достигнуто, как она позднее выразилась, «взаимопонимание».
Характер их отношений достаточно ясен. Ранняя любовь По к юной Эльмире была едва ли не самым
