заимствования По, делавшиеся почти всегда из второстепенных источников. Все эти заметки — надо полагать, по недосмотру наборщиков — были опубликованы как «оригинальные произведения», хотя таковыми отнюдь не являлись.

Подобно многим другим литераторам и выдающимся личностям своего времени, По имел обыкновение делать заметки о прочитанном, и в них часто попадали извлечения из бесчисленных книг, журналов и газет, с которыми он знакомился по роду своих редакторских обязанностей. Он также никогда не упускал случая порыться в пыльных фолиантах публичных и частных библиотек, проникая подчас в самые потаенные их закоулки. Эти золотые крупицы, отсеянные от песка и грязи, были сами по себе не так уж ценны, однако служили По неисчерпаемым источником редкостных и любопытных сведений, удивительных научных познаний и цитат, способных на время усыпить или, напротив, взбудоражить даже самые искушенные умы. А какой это был полемический арсенал, какое грозное оружие в его битве с плагиаторами — настоящими и мнимыми! Обвинения, которые он им бросал, подтверждались не всегда, хотя и достаточно часто, но звучали они каждый раз очень правдоподобно. В обширном мелководье тогдашней американской словесности эрудиция молодого ричмондского критика поражала почти невероятной глубиной.

Но было в этом увлечении и нечто большее. Привычка делать вырезки из газет и заметки о прочитанном помогала накопить интересный и оригинальный материал. Из забытой всеми старинной книги или малопримечательной провинциальной газетки По черпал сведения о реальных событиях, любопытные факты, описания далеких стран и краев; все это он запоминал и, когда наставало время, легко извлекал нужный ему факт из своего маленького архива. Подобные заимствования он использовал в своих произведениях с большим эффектом, неизменно связывая их с идеями и событиями, волновавшими современников. И пусть причудливые и непонятные французские титулы или цитаты и их источники оказывались порою искаженными — придавать этому значение могли разве что напрочь лишенные воображения схоласты, — но именно талант По часто давал жизнь тому, что в ином случае было бы обречено на забвение.

Уже в 1836 году он смело вступил на литературную сцену как единственный достойный внимания американский критик. Взлет его был стремителен, и покорить эту вершину ему помог «Сазерн литерери мессенджер». Менее чем за два года мало кому известный до того журнал завоевал всеобщее признание, поставившее его в один ряд с такими публикациями, как «Нью инглэндер» и «Кникербокер», и даже стал временами тревожить погрязший в местническом самодовольстве ежемесячник «Норт Америкен ревю», который дотоле решительно отказывался прислушиваться к голосам, доносившимся из местностей к югу от Делавера.

Поздней осенью предыдущего, 1835 года молодой писатель Теодор Фэй, имевший множество друзей в нью-йоркских литературных кругах и среди редакторов кникербокерских журналов, опубликовал роман под названием «Норман Лесли». Встречен он был славословящим хором столичной критики, который отозвался раболепным эхом в провинции. Книга была на редкость скверной, а восторги критиков — на редкость безудержными. В декабре 1835 года По выступил на страницах «Мессенджера» с рецензией на упомянутый роман, буквально уничтожив и книгу и автора. И сделал он это так остроумно, так ярко и убедительно, что публика прониклась живейшим интересом к ричмондскому критику и его журналу, от которых теперь с нетерпением ждали новых подвигов.

Нью-йоркские газеты какое-то время крепились, сочтя за благо с достоинством промолчать, однако нанесенное оскорбление было столь жгучим, что стерпеть его безропотно было положительно невозможно. В конце концов 9 апреля 1836 года «НьюЙорк миррор» разразилась ядовитой статьей, в которой пыталась высмеять критический метод По и обвинить его в пристрастности и необъективности.

По не стал медлить с ответом, который был напечатан в апрельском номере «Мессенджера». Легко отведя ничем не подкрепленные обвинения, молодой виргинец воспользовался случаем, чтобы утвердить свою идею о необходимости широты критического кругозора и пагубности литературного провинциализма:

«…Гордость, рожденная чересчур поспешно присвоенным правом на литературную свободу, все больше усиливает в нас склонность к громогласному самовосхвалению. С самонадеянной и бессмысленной заносчивостью мы отбрасываем всякое почтение к зарубежным образцам. Упоенные ребяческим тщеславием, мы забываем, что театром, на котором разыгрывается литературное действие, является весь мир, и сколько есть мочи кричим о необходимости поощрять отечественные таланты, — в слепоте своей воображая, что достигнем цели, без разбору превознося и хорошее, и посредственное, и просто плохое, — но не даем себе труда подумать о том, что так называемое „поощрение“, при подобном его понимании, на деле превращается в свою противоположность. Одним словом, нимало не стыдясь многих позорных литературных провалов, причина которым — наши собственные непомерные претензии и ложный патриотизм, и нимало не сожалея о том, что все эти нелепости — нашей домашней выделки, мы упрямо цепляемся за изначально порочную идею и, таким образом, — как ни смешон сей парадокс, — часто восхищаемся глупой книгой лишь потому, что в глупости ее столько истинно американского».

К концу 1836 года Ричмонд и южные штаты стали слишком узким полем деятельности для молодого, быстро завоевывающего известность автора и редактора, который стремился теперь перенести свои труды на более благодатную литературную почву. В январе 1837 года в «Сазерн литерери мессенджер» появилось следующее сообщение:

«Ввиду того, что внимание мистера По привлекли сейчас иные предметы, настоящим номером журнала он слагает с себя обязанности редактора „Мессенджера“. Его последней редакционной статьей за этот месяц будет рецензия на книгу профессора Энтона „Цицерон“ — дальнейшее принадлежит перу его преемника. С наилучшими пожеланиями журналу, его немногим недругам и многочисленным друзьям, мистер По хотел бы теперь в мире попрощаться со всеми».

Желание По расстаться с «Мессенджером» не было, однако, вызвано причинами только творческого порядка. К концу 1836 года он стал довольно часто пить, вследствие чего здоровье его снова ухудшилось. Несмотря на то, что жалованье его достигло 1000 долларов в год, он порядочно задолжал. С ростом его писательской известности в нем появилась некоторая заносчивость, порицавшаяся даже друзьями. Мистер Уайт был терпелив, но и ему досаждало далеко не примерное поведение По; к тому же никому не нравится, когда на него смотрят свысока. Тем не менее расстались они друзьями. Запас материалов для журнала, имевшихся в распоряжении молодого редактора, быстро истощался, о чем свидетельствуют страницы «Мессенджера» того периода, однако в течение еще какого-то времени По продолжал печататься. Больше всего ему хотелось завершить публикацию «Приключений Артура Гордона Пима».

В середине января По опять слег и, не вставая с постели, постепенно сворачивал свою переписку и принимал от авторов последние статьи для «Мессенджера», которые впоследствии не понравились мистеру Уайту. Рассказывают, что По якобы попытался вернуться в журнал, но в утверждении этом много сомнительного, и не исключено, что такие выгодные для себя слухи распускал сам Уайт. За то время, пока журнал был во власти По, тираж его увеличился с 500 до 3500 экземпляров. Сам По приобрел весьма ценный опыт, позволивший ему ясно представить возможности периодического издания национального масштаба. Он был первым из журналистов, задумавшим создать журнал в современном значении этого слова, то есть крупную, многоплановую публикацию. То был грандиозный замысел, который он надеялся претворить в жизнь, уже тогда понимая, что сделать это можно лишь в Филадельфии или Нью-Йорке.

Итак, По снова отправился в путь. С ним были миссис Клемм и Вирджиния. Его маленькая жена заметно повзрослела. На короткое время они скрываются из виду, а затем мы встречаем их уже в Нью-Йорке. В Ричмонде По оставил горстку заклятых врагов и немало добрых друзей. Великий эксперимент начался.

Путешествие из Ричмонда в Нью-Йорк заняло несколько недель. Сопровождаемый своим маленьким семейством, По заехал по пути в Филадельфию и Балтимор, чтобы навестить родственников, друзей и кое-каких знакомых из литературного мира. В Балтиморе он встретился и держал совет с Кеннеди, который был хорошо осведомлен о причинах переезда. Уход из журнала мистера Уайта был серьезным шагом с точки зрения возможных последствий для финансового и общественного положения По. Отказаться от услуг По с большей, чем можно было ожидать, готовностью Уайта побудили, очевидно, какие-то осложнения, возникшие в его отношениях с молодым талантливым редактором.

По, миссис Клемм и Вирджиния прибыли в Нью-Йорк в конце февраля 1837 года. Для всех троих город этот таил много нового и непривычного. Здесь не было ни старых знакомых, с которыми можно поболтать на