Гляну на часы.
– Валера, спать.
– Давай, матушка, ещё посидим.
Он звал меня: матушка моя, матушка моя золотая.
– Ну, матушка моя золотая, твой сын поступил в Смоленское военное училище. Рада?!
Мой отец – кадровый офицер, погиб, защищая Ленинград. Дед был офицером. Сына сама природа слепила военным человеком: рост, сила, манеры… Ему бы в гусары… Белые перчатки… Карты, преферанс…»Моя военная косточка», – веселилась я. Хотя бы на нас что-нибудь капнуло с небес Господних…
Ему все подражали. Я, мама, подражала ему. Садилась, как он, у пианино. Иногда начинала ходить, как он. После его смерти особенно. Я так хочу, чтобы он всегда присутствовал во мне…
– Ну, матушка моя золотая, твой сын уезжает.
– Куда?
Молчит.
Сижу в слезах.
– Сыночек, куда ты едешь, дорогой?
– Что куда? Уже известно куда. Матушка моя, за работу. Будем начинать с кухни… Друзья придут…
Мгновенно догадываюсь.
– В Афганистан?
– Туда… – И такое сделал лицо, не подступиться, железный занавес опустил.
Ворвался в дом Колька Романов, его друг. Как колокольчик, все рассказал: они ещё с третьего курса подавали рапорт с просьбой отправить их в Афганистан.
Первый тост: кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Весь вечер Валера пел мои любимые романсы и:
Четыре недели оставалось. Утром перед работой захожу в его комнату, сижу и слушаю, как он спит. Спал он тоже красиво.
Как природа нам стучала в дверь, как подсказывала. Вижу сон: я на чёрном кресте в чёрном длинном платье… И ангел меня на кресте носит… Я еле-еле вишу… Решила глянуть, куда же я упаду… В море или на сушу?.. Вижу – внизу котлован, залитый солнцем.
Ждала его в отпуск. Он долго не писал.
Звонок на работу.
– Матушка моя золотая, я прибыл. Не задерживайся. Суп готов.
Я закричала:
– Сыночек, сыночек! Ты не из Ташкента? Ты – дома! В холодильнике кастрюля твоего любимого борща!!
– Ох ты! Кастрюлю видел, но крышку не поднимал.
– А у тебя что за суп?
– Суп – мечта идиота. Выезжай. Иду встречать к автобусу.
Приехал весь седой. Не признался, что не в отпуске, а отпросился из госпиталя: «Матушку повидать на два дня». Дочка видела, как катался по ковру, рычал от боли. Гепатит, малярия – все вместе привязались к нему. Предупредил сестру:
– То, что сейчас было, – это не для мамы. Иди читай книгу…
Опять я заходила перед работой в его комнату, смотрела, как он спит. Открыл глаза:
– Что, матушка моя?
– Почему не спишь? Ещё рано.
– Сон я видел плохой.
– Сыночек, если плохой, надо перевернуться. Будет хороший. И не надо рассказывать плохих снов, тогда они не сбываются.
Провожали его до Москвы. Стояли солнечные майские дни. Калужница цвела…
– Как там, сынок?
– Афганистан, матушка моя, это то, что нам делать нельзя.
Только на меня смотрел, больше ни на кого. Протянул руки, лбом потёрся:
– Я не хочу ехать в эту яму! Не хочу! – пошёл. Оглянулся. – Вот и все, мама.
Никогда не говорил «мама», всегда «матушка моя». Солнечный прекрасный день. Калужница цвела… Дежурная в аэропорту смотрела на нас и плакала…