что вам еще надо, де Линьет?

— Наверно, это так и есть. А я наивный дурак. Но я удивляюсь, что вы, будучи знакомы в столь юном возрасте с прелестнейшей дочерью Бофора, предпочли ей м-ль де Лавальер.

— А вы видели м-ль де Лавальер? — спросил Рауль, стараясь сохранять бесстрастный вид.

Де Линьет пожал плечами.

— Любовь зла, — вздохнул он, — Простите, я не хотел вас обидеть.

— Да вы меня и не обидели, де Линьет, — таким же равнодушным тоном сказал Рауль, но все-таки сердце его сжалось, — Я сейчас сам себе удивляюсь. О, как мы скоротали время! Скоро ужин.

Он хотел прекратить разговор на столь неприятную тему. Де Линьет почувствовал, что пора заканчивать визит, и Рауль оценил деликатность гостя.

— О, очень хорошо, — сказал Жюль де Линьет, — Пойду будить Ролана, он тут рядом помещается.

— А я вас приглашаю на пьянку. Познакомитесь со всей пиратской компанией.

— Неудобно как-то, — смутился де Линьет, — Вы же, наверно, скидываетесь, а я еще и жалованье не получал.

— Я вас приглашаю, де Линьет. И молодого де Суайекура. Насчет денег не волнуйтесь, я за вас внесу.

— Вы счастливчик, господин де Бражелон! Значит, я могу и Шарля-Анри позвать от вашего имени? — восхищенно спросил Жюль де Линьет.

— Зовите, зовите! Чем больше народу, тем лучше! И запомните: вы мне ничего не должны, виконт! Участвуя в этой гулянке наравне с вами, я доставляю удовольствие себе — а я эгоист, каких мало, вам, своему старому знакомому, Шарлю-Анри, маминому шустренькому пажу и своему знаменитому отцу — тем, что трачу деньги, черт возьми!

— А ваш батюшка не будет ругаться? — робко спросил де Линьет.

Рауль покачал головой.

— Мой батюшка, — сказал он, улыбаясь, — так и сказал: 'Истратьте эти деньги, если хотите доставить мне удовольствие'. Уверяю вас, это подлинные слова моего отца. А я, как послушный сын, это желание спешу выполнить.

— У вас идеальный отец, — сказал де Линьет.

— Но я-то не идеальный сын, — вздохнул Рауль.

— И все же вы счастливчик, — сказал Жюль де Линьет.

— Вообще счастливчик, — заявил 'малыш Шевретты', — Допьем уж, чтоб не оставалось, и идите к своему братишке.

— За продолжение знакомства! — сказал Жюль.

Они допили вино, и виконт де Линьет тревожно спросил Рауля:

— А наш полковник? Получится неудобно, что мы и граф Д'Аржантейль будем пить вместе. Начальство, как-никак!

— Спокойно, г-н де Линьет. Граф Д'Аржантейль, ваш полковник, пить будет не на шканцах. У меня верные сведения. Граф, герцог и его генералы организуют пьянку в другом месте. Я это знаю наверняка, из первых рук.

— Понимаю. Вы же адъютант самого герцога. А герцог не будет обижаться на вас, если вы и де Невиль, его начальник охраны, не присоединитесь к их обществу?

— Да де Невиль на нашей пьянке и будет 'magister bibiendi'.[25] И мы пойдем к генералам, только если нам прикажут! А так — увольте! Мух, подохших от скуки, я насмотрелся на военных советах. Пить со старыми генералами — такая же тягомотина.

— Вы очень любезно мне все объяснили.

— Да вы и сами разберетесь. Так до встречи на шканцах. Грядет 'шторм' — то есть попойка!

— Понял! Спасибо за штормовое предупреждение, вернее, за штормовое приглашение. Сколько баллов?

— Сколько хотите.

— А гитару вы возьмете? — спросил де Линьет.

— Какая же пирушка без музыки! — усмехнулся Рауль, — Возьму!

— Можно вас еще спросить? — заикнулся де Линьет, — Барон де Невиль — автор одной песни, которую мне очень хотелось бы услышать.

— Я понял, о какой песне вы говорите. Но не надо просить Оливье ее исполнять.

— Почему? Ведь ее поют! И она всех берет за душу!

Я даже все слова не помню…что-то такое: 'Стрелять в свой народ — незавидная доля, уж лучше стать ветром, былинкою в поле… ' Можно вашу гитару на минутку?

С согласия владельца гитары Жюль де Линьет проиграл мелодию.

— А дальше у Оливье вот что, — сказал Рауль: 'Стрелять в свой народ — мало чести, поверьте, а я все ищу героической смерти…' А как вы узнали про 'Песню фрондерского подранка' ? Оливье написал ее в минуты отчаяния, когда скрывался, тяжело раненый, в монастыре Святой Агнессы.

— Мне ее спели наши ребята — Королевская Гвардия. А они узнали у мушкетеров господина Д'Артаньяна. Но я с ними не знаком, а вы…

— А я вас давно знаю. Берите пример с вашего младшенького, не робейте! Вы незнакомы с Оливье и Монвалланом? Познакомитесь! На сегодняшнем 'шторме' . Что же до песни…может, и услышите когда- нибудь.

— Дело в том, господин де Бражелон, что я, хотя и не принимал участия во фрондерских баталиях, о которых говорится в песне де Невиля, и я в некотором роде фрондерский подранок. И это про меня тоже! 'Оно не вернется, фрондерское детство, зачем же так быстро колотится сердце…

– 'Я, бедный изгнанник, умру под забором, но так и не сдамся, останусь фрондером!' Не в некотором роде. Это про всех нас. И мне песня де Невиля очень нравится… Но Оливье нельзя просить ее исполнять. Я запишу вам слова, мне не впервой, последний, кому я записывал эти слова, был молодой адвокат Фрике, мой старый приятель еще со времен Фронды. Он, кстати, начинает собирать материалы, чтобы восстановить справедливость и покарать вашего обидчика-генерала. И вас найти хотел.

— Адвокат Фрике меня нашел. И за это вам спасибо! Ведь вы ему рассказали о нашей семье. Но я не смею вас больше утомлять своими просьбами. До встречи! Обещаю не просить у де Невиля его песню и не называть ваш псевдоним.

— А я обещаю записать вам слова. До встречи!

Де Линьет-старший раскланялся и направился со своим указателем в каюту младшего брата. Если бы Жюль де Линьет не сдержал обещание и разболтал своим ребятам тайну псевдонима Шевалье де Сен-Дени, дочь Бофора на второй день путешествия надела бы свое нарядное фрондерское платье с узорами из золотых колосков. Но виконт де Линьет очень уважал Бражелона и всегда держал слово.

Нет, господин де Бражелон меня доведет, я когда-нибудь лопну от злости, чем больше я его узнаю, тем больше ненавижу, и в конце концов вызову его на дуэль, / только бы добраться до суши!/ взорвусь как ракета, бомба, бочка с порохом! Да, я его почти ненавижу — и в то же время восхищаюсь им за один его поступок, но об этом потом…

Надо писать по порядку. Как его только земля носит! Земля, кстати, его не носит, ну, то, что заменяет землю — палуба, скажем так. Как его только палуба носит! Палуба его 'носить' и не думает, она неподвижная, он сам носится по палубе, так точнее! Вот чудовище! Вот дьявол! Мне никак не остыть, и обиднее всего то, что мой отец, мой собственный отец после ужина спросил меня, собираясь на пирушку со своими генералами: 'Что это ты сегодня за ужином наболтала моему красавчику-адъютанту? ' Он решил, что мы 'ворковали' . Нашел голубков! Когда я сказала, что мы разругались в пух и прах из-за иезуитов,