знаешь. А Гримо в том деле был главной пружиной. И в Венсен попал не без участия маршала, по рекомендации его управляющего.

— Скажите, кто такой этот Викинг? Бофор, Карл Второй — он каждый раз заплетает свою легендарную косичку, когда берется помогать в опасных делах? Освобождение Бофора, Реставрация Карла Второго… Что ему у нас понадобилось?

— Кто такой Викинг? Солдат удачи. Наемник — как ты сам, наверно, понял…

— У-у-у, наемник.

— Но наемник не совсем обычный. За грязные дела Викинг не берется.

— Я понял, что Викинг наемник еще в кабачке, но скажите…

— В отличие от мечтателя Ролана, Викинг, этот солдат Фортуны…

Серж что-то еще хотел сказать, но его позвали. А я перечитал написанное и решил эти вот листы тоже положить в шкатулку до поры до времени. Загадочная личность этот Викинг! Но к нему лучше не соваться с расспросами. Нас окружают какие-то тайны, но тайны когда-то открываются. Откроется и третья тайна рыжего Викинга. Когда-нибудь мы узнаем, зачем Викинг в третий раз заплел свою косичку! Узнаем, узнаем, 'клянусь Одином' — так часто говорит этот великан.

Я становлюсь отъявленным негодяем, — думал Гримо, натянув на лысину ночной колпак, — Прочел стихи бедной девочки, которые она, быть может, и духовнику не доверила бы, и писала-то она их в шторм, на грани гибели — как я понял, она была уверена, что мы все потонем. А результат нулевой. Разыграл перед м-ль де Бофор оскорбленную невинность и даже не смог сделать самое главное — стащить этот дневник и подсунуть моему господину! А сам заподозрил мальчишек в том, что они подзуживают меня похитить рукопись мемуаров графа! У них и в мыслях этого не было.

Говаривал когда-то мой граф о принципе рыцарской морали, мол, благородные души, которым неведом обман, не подозревают его и в других людях. У дочки Бофора как раз такая мораль, а у меня, негодяя, и мораль-то негодяйская. А я думаю, может, еще какой случай подвернется, удастся-таки выкрасть анжеликину тетрадочку! Буду уж до конца негодяем, только бы детки были счастливы. О-хо-хонюшки, будь на моем месте господин Д'Артаньян, тот, конечно, нашел бы выход. Приходится на старости лет учиться интригам. А как же иначе? Да, пожалуй, надо действовать как Д'Артаньян. А гасконец начинал с того, что составлял план действий. Обычно у него три пунктика было.

Вот и решим, какие вопросы для нас самые важные, и, решив это, будем продолжать интригу. А потом, если моя интрига завершится успехом, во всем покаюсь, повинюсь перед нашим графом, он уж на радостях и простит меня, грешного. Так что нам надо выяснить? Три пунктика. О гасконец, уступи бедняге Гримо капельку своей хитрости!

1. Как относится мой господин к мадемуазель де Бофор?

2. Как насчет 'плаксы Лавальер' — все так же, еще хуже или совсем хорошо?

3. И что он замышляет насчет Мальтийского Ордена?

— Гримо! — позвал Рауль.

— А?! — вздрогнул старик.

— Ты что-то замышляешь?

— Ох, — сказал Гримо, — С чего это вы взяли?

— У тебя на лице написано. Ты обдумываешь какие-то хитрозагадочные планы. Если твои коварные планы относятся к арабам или стукачу, я только приветствую, старина. Какие козни ты придумал, Гримальди?

— На этот раз вы ошиблись, господин Рауль, я просто предаюсь воспоминаниям о минувших днях, — сказал Гримо, — И вот что-то мне припомнился молодой Бофор и его прелестная дочь Анжелика, когда она еще ребенком была. Вы ведь тоже знавали м-ль де Бофор в те годы?

— Кто не знал крохотулю Бофорочку! Но десять лет назад я и вообразить не мог, что вреднющая избалованная девчонка превратится в прелестнейшее создание!

Гримо кхмыкнул и заулыбался.

— Разве мадемуазель де Бофор в детстве была страшненькой? — спросил он, — На мой взгляд, она и в детстве была прелестнейшим ребенком.

— Я говорю не о внешности. Конечно, Анжелика де Бофор была милашка…

— А верно, что де Гиш назвал ее 'мечтой фрондера' ? — спросил Гримо, припомнив текст баллады.

— Да. Знаешь почему? Она, хоть и от горшка два вершка, но была одета по-фрондерски. Это впечатляло! Крохотульку обожавшие ее герцогини одевали по последнему писку фрондерской моды. Сам Конде еще тогда назвал ее 'Юной Богиней Фронды' . И еще она представлялась как Маленькая Мадемуазель — по аналогии с Великой Мадемуазель, знаменитой дочерью Гастона Орлеанского.

— А кто назвал мадемуазель де Бофор 'фрондерской куклой' ? — спросил Гримо.

— Черт возьми, — сказал Рауль, — С чего это ты вдруг?

— Так вы не знаете?

— Знаю.

— Бофор?

Рауль покачал головой.

— Я.

Гримо охнул: 'О-хо-хонюшки. Неужели вы так прямо и сказали?'

— Нет, конечно. Вырвалось под досаду в беседе с друзьями. Очень уж настырная была в детстве Бофорочка. Пыталась натравить меня на капитана гвардии Анны Австрийской Гито — за то, что последний арестовал в свое время ее отца. Сочиняла какие-то глупые записки с ужасающей орфографией и невероятной смесью печатных и каллиграфических букв типа того:

''Асоба, жилающая сахранить в тайни свае знатное имя, просит виконта де Бражилона паследавать за падатильницый сево паслания к качелям в парки вандомково дварца. Очинь важно! Сахранити маю тайну! ' — это все она, Бофорочка.

Отца называла душкой-Атосиком и выблазнила у него мою фрондерскую рогатку, а потом пуляла по изображению Мазарини — это тоже она, Бофорочка!

Собиралась сочинять воззвания вроде того: 'Анжелика де Бофор, дочь Короля Парижских Баррикад — к народу Франции! Соотечественники! К оружию! Долой Мазарини! ' — и это Бофорочка.

Гримо почесал нос. Теперь ему становилось более-менее ясно, о каких глупых капризах писала повзрослевшая 'фрондерская кукла'.

А сейчас Анжелика де Бофор — прелестнейшее создание! Как бы Гримо ни пытался интриговать и хитрить, многолетнее общение с Атосом дало о себе знать. И он отважился на прямой вопрос:

— Вы ведь видели дочь Бофора совсем недавно, если говорите, что она прелестна?

— Она обворожительна. Я не хочу повторять поэтические штампы. Сент-Эньян сказал бы, что она покоряет вселенную блеском красоты, при виде которой бледнеет утренняя заря, и распускаются цветы. Но это риторическое преувеличение, сам понимаешь. И заря занимается, когда ей положено, и цветы распускаются сами по себе. Но когда человек достоин восхищения, он становится центром вселенной. И это Бофорочка.

— Она вам так понравилась?

— Знаешь, старина, лучше, чем Шекспир не скажешь: