Он брезговал разговаривать с Широколобыми и всячески уходил от производственного общения, но тут перешагнул через собственные чувства, вызвал начальника компьютерного центра и увидел перед собой пятидесятилетнее существо с ярко выраженными женскими качествами: то ли стареющая красотка, то ли молодящаяся старуха.

– К сожалению, наша встреча состоялась не в самых благоприятных условиях, – посетовал голубой мыслитель слегка развязным тоном. – Кому пришло в голову ликвидировать Центр? Какая досада! Мы так далеко ушли вперед, что эти подростки никогда бы нас не догнали. И вдруг такое предательство! Можно сказать, сами подставились…

Странно, и тут сквозь кокетство прорывалось патриотическое воспитание генерала Непотягова.

А Гелий чувствовал омерзение…

– Ближе к делу, – буркнул он. – Без вашего ведома переселить Слухача не могли. Почему вы нарушили мое распоряжение?

– Уверяю вас, чистая случайность! Мы не можем работать в таком ритме, который нам предложили. Ах, эта русская поспешность! Скорее, скорее!.. И в результате такая непростительная ошибка! Я веду служебное расследование и, когда закончу, непременно доложу вам. Виновные будут наказаны.

Гелий физически ощутил, будто держит в руках что-то круглое и скользкое, как намыленный бильярдный шар. Взять бы его сейчас, тряхнуть хорошенько, по-мужски…

После ухода Широколобого он окончательно убедился, что в Центре существует заговор против него, едва прикрытый флером неразберихи, и управляется он откуда-то извне, причем искусно. Революционная суета, дуболомство и бестолковщина были не такими уж и стихийными, все имело свою логику, точно спланированные этапы и довольно ощутимое руководство. Могло создаться впечатление, что новое Первое Лицо занято тем, что берет власть в руки и пишет бесконечные указы и циркуляры, желая через законы утвердить свое положение и влияние, однако по тому, как работала эта машина, можно было определить, что власть давно уже взята. Для ее упрочения было применено тысячелетиями проверенное средство – пролитая кровь во время театрализованного путча. Правда, повязать власть с народом пока не удалось. Карогод на себе испытал эту властную правящую руку, поначалу слегка расслабившись после приказа о ликвидации программы «Возмездие». Он сам был троянским конем этой революции, втянутым в Центр, чтобы потом открыть ворота в подземную крепость, но, как человек самолюбивый, тщеславный и чувствительный, слишком возомнил о себе и вскорости почувствовал на своей деревянной морде жесткую узду.

В тот момент, когда Гелий проводил дознание по поводу Слухача, в Центр явился представитель нового Главкома с соответствующим мандатом контролера, надзирателя и указчика. Но, несмотря на неограниченные полномочия, он показался человеком мягким, вкрадчивым и не особенно назойливым. И фамилия у него была подходящая – Скворчевский. Будучи полковником, он уверял, что по натуре человек исключительно гражданский и воинское звание лишь условия службы, чистая формальность.

Его появление Гелий увязал с офицерским недовольством в Центре и возможной попыткой бунта на корабле, поскольку Скворчевский в первую очередь пожелал встретиться и побеседовать со сменными оперативными дежурными, которые сейчас занимались уничтожением систем оповещения и космической связи. Содержание разговоров не разглашалось, однако бывшие ракетчики после аудиенции выходили успокоенными и просветленными: у Скворчевского были отличные комиссарские способности.

В общем-то, поначалу Карогод расценил его присутствие в Центре положительно: Скворчевский всюду совал свой нос, чем-то интересовался, что-то спрашивал и отвлекал его от гневных мыслей в отношении Марианны Суглобовой. Странное дело, эта сучка (мысленно Гелий не мог назвать ее иначе) все больше и больше притягивала к себе воображение. Он готов был ее простить, сознавая, что в жилище Слухача на нее действовала какая-то потусторонняя сила… А это уже первый шаг к сумасшествию…

Сняв напряжение, Скворчевский начал знакомиться со структурами Центра и его начинкой. И стало ясно, что его служба и он сам никогда не допускались к высшим имперским секретам, и вот теперь на его счастливую голову свалилась такая тайна, о которой этот штатский полковник и подумать не смел. Со стороны он напоминал интеллигентного оккупанта, солдаты которого завоевали территорию чужого, неведомого государства, а он теперь пошел исследовать ее как первопроходец. Ему не хватало пробкового шлема и стека, а так натуральный англичанин в индийских джунглях. Потом выяснилось, что о существовании центра и программы «Возмездие» он что-то такое слышал и, в частности, знает историю объекта по прозвищу Слухач.

Когда этот представитель услышал от Гелия, что объект сейчас сидит в своем кубрике, случился легкий шок. Он не поверил ушам своим и потребовал немедленно показать Слухача. Карогод отвел Скворчевского в операторскую и показал на экране монитора.

Несчастный каперанг ходил по своей комнате в обнаженном виде, как зверь в клетке. Зрелище было неприятное, однако штатский полковник оторваться не мог, для убедительности попросил сводить его к кубрику, посмотрел на Слухача в глазок, самолично опечатал дверь, приказал никуда не отлучаться из Центра и, ничего не объясняя, тут же уехал.

Оставшись без отвлекающего «горчичника», Гелий вспомнил о Суглобовой. Он пошел к ней в бокс, но там ее не оказалось. Заглянул в отсек, где была женская раздевалка, нашел кабинку Марианны и обнаружил ее служебную униформу. Тогда он позвонил на пропускной пункт и получил справку, что Суглобова по причине плохого самочувствия, подтвержденного медиком, покинула Центр.

Гелий велел личной охране немедленно съездить к младшему лейтенанту на квартиру и доставить в Центр в любом состоянии.

Те самые охранники, что блестяще выкрали Слухача, вернулись через три часа с пустыми руками. Они сумели выяснить, что Суглобова заехала домой, собрала сумку с вещами, заявила родителю-генералу, будто на службе объявлено казарменное положение, и с тем отбыла в неизвестном направлении.

Влиятельный и могущественный папаша организовал стремительную проверку всех ее знакомств и связей, а также вокзалов и аэропортов столицы, однако капризная генеральская дочка сбежала, не оставив никаких следов…

Усть-Маега остро и сильно напомнила ему Студеницы, некую затерянную в Рипейских древних горах страну, существующую вне времени и пространства. И если тот провинциальный городок запомнился как хрустальная от сосулек Берендеевка, то здесь пахнуло летним зноем и мощным, вездесущим запахом меда, который продавали на каждом углу в сотах и стеклянных банках, привлекая покупателей игрой на гармошках. По крайней мере, так показалось вначале, и, только набродившись по улицам поселка, Бурцев понял, что это не звуковая реклама, а занятие более основательное и дорогое, чем товар.

В студеницкой молчаливой, покойной жизни и в здешней крикливо-музыкальной было много общего, но неуловимого, не подвластного разуму, как всякая связующая тонкая материя. Внешнее же различие тут было налицо, выпирало на каждом шагу: большая часть мужчин самого разного возраста носили бороды, что говорило о закоренелой старообрядческой традиции и что сейчас было весьма кстати, потому что Бурцев с взматеревшей растительностью на лице сразу же вписался в среду.

Почему-то вспоминалась Ксения, точнее, ее бордовый атласный покров, и была полная уверенность, что здесь с ним никогда и ничего не случится дурного. Единственное, что вводило Бурцева в недоумение, – почему этот поселок, стоящий на перекрестке рек, называют Страной Дураков?..

Теперь нечего было и думать о легальной проверке сообщения человека, написавшего в Генпрокуратуру письмо под псевдонимом Тропинин, и официальная версия, придуманная Фемидой, – уголовное дело по факту дорожно-транспортного происшествия – летела напрочь: люди Скворчевского наверняка уже были здесь, и, объявись Бурцев в Усть-Маеге хоть под каким предлогом, они выйдут на него гораздо быстрее, чем незримый, но где-то тут обитающий аноним. Утешала лишь мысль, что размякший в своем генеральстве Скворчевский завалился на вербовке Бурцева. В спецслужбах такие провалы, влекущие за собой скандал, обнародование действий, не прощались, будь ты семи пядей во лбу. Спецоперации на то и секретились, чтобы общественность ничего о них не подозревала. К тому же удостоверение Скворчевского, которое Бурцев успел засунуть в носок в момент захвата, попало в руки милиционеров из вневедомственной охраны. А им языка не удержать. Даже если Скворчевский добьется их наказания, что маловероятно – милиция тоже стоит за честь мундира, – может стать еще хуже: зазвонят на каждом углу, попадет в