И вдруг подумал, какова была бы физиономия у ее секретаря, зайди он сейчас в кабинет? Грозная начальница сидит с задранной юбкой и голой спиной, на которой не видно полоски бюстгальтера, а посетитель что-то там колдует…

Даже захотелось, чтобы вошел, – неплохая месть за неласковую встречу и деготь в чашке вместо кофе…

– И это ты называешь лечением? – не вытерпела Наденька. – Хоть бы пошептал что-нибудь для антуража…

– Шептать буду на ушко, – проговорил он, испытывая волнение от прикосновений к ее телу. – Если Вадим Вадимыч уедет в командировку…

– Раньше ты не говорил пошлостей женщинам.

– Видишь, как опустился. – Он вылил остатки воды на ладонь и снова стал втирать – кожа и особенно рубцы шрамов поглощали ее мгновенно.

Наденька неожиданно замолчала и замерла, облокотившись на спинку стула и положив головку на сгиб руки. Он почувствовал, как ей приятно; он знал, что ей приятно.

– Здорово, если кто-нибудь войдет, – вдруг сказала она и тихо улыбнулась, – например мой секретарь.

– Я тоже об этом думал, – откликнулся он. – Но не войдет.

– Этот не войдет. И никого не впустит… Слушай, Бурцев, зачем ты отрастил бороду? Без нее у тебя был такой… мужественный вид.

– Знаешь, почему бояре сопротивлялись Петру, когда он стал резать им бороды?

– Ну почему? Просвети глупую бабу.

– Потому что в то время на Руси брились только голубые!

– Какая гадость… А они что, и тогда были?

– Были, иностранцы и свои, отечественные. О безбородых говорили, что они носят блядский образ.

Наденька скосила на Бурцева глаза, словно убеждаясь, не шутит ли он.

– Сегодня же Вадим Вадимычу скажу, чтоб обрастал. Муж ее работал в Министерстве по внешнеэкономическим связям и, насколько знал его Сергей, был человеком интеллигентным, мягким, лет на двадцать ее старше, так что закрадывалось подозрение, что он подкаблучник. Впрочем, с такой женой это не мудрено, тем более Вадим Вадимыч был в вечном долгу перед ней. Когда-то он попал в прокурорские сети по серьезному уголовному делу, однако Надежда выгородила, спасла его от неминуемой тюрьмы, а потом вышла за него замуж. Об этом он рассказал Бурцеву, когда они дежурили у ее постели…

– Скажи мне, Сережа… А зачем ты меня бросил? – глядя в дверь, внезапно спросила Наденька.

– Я тебя не бросал. – Бурцев вытряхнул последние капли из флакона на спину. – Ты сама ушла.

– Ушла… Но после того, как ты изменил мне. С этой!..

– В чем сразу же сам признался!

– Попробовал бы не признаться…

– Мысль такая была… Но черт за язык дернул.

– Во-первых, не черт, а черт женского пола. Во-вторых – не за язык.

– Не хамите доктору, больная!

– Ох ты и дурак, Бурцев! Какой же ты дурак! А еще с бородой.

– Больная!

Наденька вдруг встала, одернула юбку и резко присела.

– Знаешь… Кажется, я уже не больная.

– Что я тебе говорил?

– Нет, правда! – искренне воскликнула она, все еще приседая и заправляя блузку. – Совсем не болит!.. Это от воды или от твоих рук? Ты что, Кашпировский?

– Если бы ты, дуреха, не отправила живую воду в химлабораторию, вообще бы мог вылечить. Сергей завернул пробку и положил флакон.

– Неужели это от воды?.. Чертовщина какая-то!

– Наоборот, благодать Божья. Наденька набросила на плечи свой пиджак, отошла к окну и минуту смотрела на московские зеленые крыши.

– Спасибо за лечение, кудесник. А как ты определил, что вода живая? Ты ее прежде пробовал?

– Только однажды, – грустно проговорил он. – Выпил целый стакан.

– У этой сумасшедшей женщины?.. Ладно, не отвечай, я и так знаю… Ты с нею живешь?

– Я живу один. И не хочу жениться, так что не уговаривай.

– Ты их не разыскал? Ну и подлец…

– Не вмешивайся в мою личную жизнь.

– Тебе уже тридцать семь, Сережа!

Два года назад, когда они в последний раз встречались на лестнице, она точно так же уговаривала его завести семью и обязательно – детей. И тогда он, не подумав, признался, что у него есть ребенок, девочка, только он никогда ее не видел.

В словах же Наденьки слышалась затаенная боль: после ранения врачи категорически запретили ей рожать.

В ее тридцать три…

– Пожалуй, мне пора! – заявил Бурцев. – Мы все вопросы выяснили относительно косточек?..

Наденька мгновенно обратилась в Фемиду:

– Не все! Я еще не отпускала тебя; Сергей Александрович. Ты отвлекся на… живую воду и не дослушал. Здесь еще имеется информация по поводу захоронения останков царской семьи. И не на Урале…

– Знаешь, меня это перестало интересовать, – признался Бурцев. – Надоело гоняться за призраками…

– Но ты так загорелся, когда услышал о живой воде.

– Если не на Урале, то где?

– Информация секретная. Где-то в районе поселка Усть-Маега, на Валдайской возвышенности.

– Точного указания нет?

– Что, совпадает с твоими данными?.. Вернее, не с твоими, а… ЕЕ предсказаниями?

– Она совершенно ни при чем. Мои данные из другого источника.

– Точного указания нет. – Наденька достала из коробки фотографию и письмо. – Источник опасается утечки и не сообщает, нужно выезжать на место. И желательно сейчас, поскольку на меня уже оказывают давление… – Она сделала короткую паузу. – Мне необходимо провести проверку, негласную… Нет, я бы обошлась и без тебя, но есть одно обстоятельство. Человек, передавший сведения о захоронении, согласен работать только с тобой.

– Он что, мою фамилию называет? – спросил Бурцев.

– Как ни странно, а называет. То есть, возможно, вы с ним знакомы. Прямо или косвенно. С твоим руководством вопрос будет решен… Я давала задание ФСБ провести оперативную проверку. В Усть-Маегу отправили опытного сотрудника… Он пробыл там чуть ли не месяц и вернулся… Ну, в общем, инвалидом.

– Что же с ним случилось?

– Не сказать, что сошел с ума. – Фемида подбирала выражения. – Сначала я заметила, когда читала отчет о командировке, и потом, в личной беседе… Нет, он профессионал, тут не может быть вопросов. И потому слышать это от него весьма странно…

– Что именно слышать? – поторопил Бурцев.

– Утверждения… Допустим, что у нас в стране созданы все предпосылки для установления матриархата как нового вида власти. И это единственный способ удержать человечество от безумия и хаоса, от жестокости, цинизма и безверия, от войны всех против всех. Якобы возникает мощный диссонанс между личностью и властью. Личность с младенчества и до совершеннолетия формируется женщиной, сначала матерью, потом детский сад и школа, где в основном работают женщины, в институтах тоже… И наконец, появляется жена, которую первые семь лет еще любят и потому подвергаются влиянию… Закладывается определенный вид психики, мироощущения, и возникает конфликт уже не между полами, к чему мы привыкли, а мужчин с патриархальной властью.