Было ясно, что из этого сводчатого склепа не вырваться, однако у Ярослава включился и заработал комплекс узника – изучить камеру на предмет, нельзя ли уйти отсюда Обследовал дверь, кирпичные и побеленные стены, окошко, врезанное в свод глубоким и светлым гротом, – ни щелки. И ничего тут нельзя расшатать, разломать без инструментов…

Напился воды и лег на топчан. И по-прежнему сильнее, чем ссадины, зажгла мысль о женщинах, оставленных в Скиту. Они ничего не знают о людях, населяющих Дворянское Гнездо, их очень просто обмануть, показав какие-нибудь обгорелые останки. И они разъедутся…

А если заупрямятся, что-то заподозрят, в этих подвалах и для них хватит места. На свободе никого не оставят…

Свет из оконца под сводом повернул вправо, медленно проплыл по стене и скоро вообще исчез: солнце ушло на запад, и в камере стало темно. На закате о нем вспомнили, потому что наконец в подвале заскрипели поочередно многочисленные двери.

Он ждал Юлию, ждал Закомарного, наконец, этих, что допрашивали в машине. А пришла кухарка, когда-то «подаренная» Овидием Сергеевичем. Она явилась без сопровождения, со знакомой корзиной, где находился богатый обед в судках, с десертом, сладким и даже бутылкой вина. Он подумал о провокации: слишком смело она открыла камеру и вошла, не замкнув за собой двери. Отвела взгляд, сдержанно, будто незнакомцу, сказала «здравствуйте» и по-хозяйски принялась выставлять на топчан салаты и горячие блюда. Налила вина в бокал и отошла в сторонку.

– Прошу вас…

Недолгая жизнь в обществе женщин дала многое, Ярослав научился быстро определять настроение каждой, буквально с первого взгляда. Казалось, они все похожи, но, если присмотреться, каждая неповторима по характеру и состоянию духа. Иногда они кичились своей скрытностью, женским лукавством, а на деле оставались открытыми и незащищенными, что их больше всего приводило к отчаянию, – чему они объявили войну.

«Двойное дно» визита кухарки он прочитал на ее лице, и она почувствовала это, потому не хотела узнавать его, отводила глаза…

Ярослав подал ей бокал с вином, себе же налил в кружку питьевого бачка.

– Прости меня, – повинился. – Я до сих пор не спросил имени. Как тебя зовут?

– Анжелика, – пролепетала она.

– Знаешь, тогда я выбросил твой радиотелефон, – признался он. – Утопил в озере. Чтобы не было соблазна… Овидий Сергеевич отдал тебя, как вещь, и мне сейчас стыдно за слабость..

– Да, я понимаю..

– Что ты понимаешь?

– У тебя распухла нога, – уклонилась Анжелика. – Я пришлю врача. У нас есть врач.

– Не сомневаюсь, – печально усмехнулся Ярослав. – В этом Гнезде есть даже собственная тюрьма… Без врача я обойдусь, а вот без напильника… Можешь ты принести мне напильник или ножовку по металлу?

– Зачем?

– Пилить решетку, разумеется! Для чего еще узнику требуется этот инструмент?

– Не знаю, – растерялась она. – Это трудно…

– Ладно, не напрягайся, – засмеялся он. – Это шутка… За встречу, маркиза!

Как и в прошлый раз, она была послушна и выпила молча. Аппетита не было, но он сделал вид, что проголодался. Как и положено в тюрьме, из приборов оказалась только ложка – значит, перед тем, как кухарка спустилась сюда, корзину тщательно проверили опытные люди. Небось в Скит она притащила все, вплоть до ситечка к чайнику.

И проинструктировали…

– А если я сейчас убегу? – спросил Ярослав. – Отниму ключ, запру тебя в этом узилище и осторожно исчезну? Не боишься?

– Не нужно этого делать, – шепотом предупредила Анжелика. – Между второй и третьей дверью стоит Женя.

Этого охранника Ярослав запомнил еще в джипе, когда везли в усадьбу, мрачный, молчаливый и злой человек лет под сорок, облепленный деревянными связками мышц, при этом мягкий, плавный в движениях, а кожа на ладонях как на пятках… Золотая цепь на шее в палец и лицо убийцы…

– Что же ты выдаешь секреты своего хозяина? – усмехнулся Ярослав.

– Это не секреты… Я его попросила остаться там.

– Разве этого Женю можно о чем-то попросить^

– Да, он очень добрый. Здесь все парни очень добрые.

– Наверное, все пионеры, – заключил Ярослав. – Тимуровская команда… Зачем же оставила? Не хотела, чтобы видел нашу встречу?

Вместо ответа она сняла с подноса пустую тарелку из-под салата и поставила первое.

– Странная ты женщина… Я пожил среди бунтующих и непокорных и отвык, что ли… Для тебя работа у господина дороже, чем честь и свобода?

– Нет, не дороже… Только я» не люблю красивых слов и не верю им.

– Так в чем же дело?

– В том, что я не работаю, а служу.

– Да, разница в этом есть, – согласился он. – Наверное, хорошо служить богатому и сильному? Нет, даже всемогущему! Пусть кухаркой, но в маленьком независимом государстве. В Гнезде князя Закомарного!

– Я служу не ему! И не нужно этой агитации… – вдруг обиделась Анжелика, и в голосе зазвенел протест, как разбитая тарелка.

– Кому же, если не секрет?

– В Скит улетел вертолет, – сообщила она, снова увернувшись от ответа.

Пища не полезла в горло…

– Что ты еще знаешь? Где сейчас женщины?

– Ничего больше не знаю… Только про вертолет.

– Ладно, так и быть. Напильника не надо. Выполни одну мою просьбу, найди способ, передай им, что я не сгорел в машине и сижу в подвале.

– Этого я сделать не могу, – твердо сказала Анжелика.

– Почему? Хотя бы из женской солидарности?

– Потому что не работаю, а служу!

– Тогда передай своему господину, мне нужно срочно с ним поговорить.

– Пожалуйста, это можно…

– А где сейчас… Юлия, тебе нельзя говорить?

Кухарка молча стала укладывать судки в корзину, выразительно брякая крышками. Вино оставила – похоже, разволновалась и забыла инструктаж: отбив дно, из бутылки можно было сделать оружие…

Просьбу она выполнила, через четверть часа в подвал спустились двое в борцовских маечках и, поддерживая хромающего Ярослава, повели наверх.

В просторной ванной комнате его уложили на кушетку и несомненно профессиональный врач вначале осмотрел ногу, сам вымыл ее и наложил тугую повязку. Затем принялся обрабатывать ссадины на спине и коленях, просил только потерпеть, а так молча, хладнокровно, как мастер, привыкший к своему ремеслу. И не успел закончить, как в комнату стремительно вошел Закомарный, бросился к кушетке.

– Ярослав?.. Ну что, жив остался? Да ты, брат, в рубашке родился!

Слово «брат» укололо слух и застряло в сознании. Будто ничего не случилось!

– Что с ногой? – спросил врача, выказывая беспокойство.

– Ничего страшного, – доложил тот. – Растяжение связок, ушибы и ссадины. Сейчас смочу все живой водой и завтра как рукой снимет.

– На него живая вода не действует, – уверенно заявил Овидий Сергеевич.

– Почему же? Если на всех…

– Да он привык к ней! Купается сорок раз на дню. Потому и живучий…