– А вам, Игнатьевна, от кого?
Вместо Игнатьевны ответил Порфирьевич.
– От самого Железнова. – И, глядя поверх очков на Игнатьевну, спросил: – Разрешите, я прочту. – Та в знак согласия кивнула головой.
– Мои дорогие, восклицание, – торжественно читал он. – Сообщаю большую радость точка Сегодня возвратился Юра в полном здравии точка Обнимаем целуем вас Яков и Юра Железновы точка Подробности письмом.
Проводив почтальона и Гавриловну до калитки, Аграфена Игнатьевна вернулась в дом, быстро умылась, оделась и, взяв телеграмму, направилась на завод. На ее счастье, на кольце стоял автобус (теперь от Княжино до завода шла хорошо укатанная гравийка.)
На заводе ей тоже повезло – на проходной дежурил односельчанин, инвалид этой войны, и он пропустил Игнатьевну прямо в цех.
Матери всегда матери. И даже такая волевая и выдержанная женщина, как Нина Николаевна, и та, прочтя телеграмму, не постеснялась своих цеховых товарищей и товарок, упала на грудь матери и разрыдалась.
– Буде, доченька. Успокойся, – приголубила ее Аграфена Игнатьевна и посадила на ящик. – Не плакать, а радоваться надо, доченька.
– Что с ней? – встревожились товарки.
– Сын, милые, нашелся. Юрочка… – дрогнувшим голосом поведомила Аграфена Игнатьевна.
И полетело по цеху: у Нины Николаевны сын нашелся…
Тут же все стали советовать поехать и забрать его. На фронте мальчишку, как и любого другого, на каждом шагу подстерегает опасность. А тут все-таки глубокий тыл. Нина Николаевна тоже была такого мнения и, не откладывая дела в долгий ящик, пошла с Аграфеной Игнатьевной в партком к Илье Семеновичу.
– Что с тобой? – сразу же усадил он Нину Николаевну на диван. – Не пойму, то ли плачешь, то ли радуешься?
– Радуюсь, Илья Семенович, – и она протянула ему телеграмму. – Юра нашелся. У Яши он.
– От всей души рад и за тебя, Нина, и за тебя, Аграфена Игнатьевна.
– Пришла просить вас, Илья Семенович, посодействовать перед дирекцией о предоставлении мне отпуска для поездки за Юрой.
– Хорошо. Посодействую, – и осекся, вспомнив, что, приехав на фронт, Нина обязательно захочет повидать и дочь. А узнав о ней правду, будет страшно потрясена. – Постой-постой, а тут же Яша пишет, что «подробности письмом». Так давай уж подождем письма. Тогда все и решим об отпуске.
– А чего ждать-то? Невмоготу, Илья Семенович.
– А вдруг ты туда, а он сюда с попутным солдатиком едет?
Нина Николаевна в знак согласия кивнула головой:
– Вы правы. Будем ждать.
Время шло, а письма все не было, и Нина Николаевна, а глядя на нее, и Аграфена Игнатьевна – очень волновались. После работы Нина Николаевна каждый раз стала заходить на почту.
Зашла и на этот раз. Девушка, как и вчера и позавчера, ответила:
– Вам, товарищ Железнова, письма еще нет.
Удрученная Нина Николаевна медленно направилась к выходу и почти у самых дверей столкнулась с женой Карпова Галиной Степановной. Галину Степановну было не узнать. Вместо жизнерадостной, красивой, всегда прибранной женщины, перед Железновой оказалась разъяренная фурия. Лицо вспухшее, глаза горят злостью, из-под косынки выбиваются лохмы. По всему видно, что у нее случилось большое горе.
Нина Николаевна взяла ее под руку и отвела в угол:
– Что с тобой, Галя? С Петром Семеновичем что-нибудь случилось?
– А черт его знает, что с ним случилось. – Галина Степановна скрипнула зубами. – Видно, другую бабу завел.
– Тише. Кругом люди, – сказала Нина Николаевна и вывела ее на улицу. Там, посадив Галину Степановну на скамейку, спросила: – Откуда ты такую гадость подхватила?
– В военкомате. Жду неделю, вторую денег – мне всегда двадцать пятого приносили, – а их все нет и нет. Дай, думаю, съезжу и узнаю, в чем дело? Поехала. А мне и говорят: «Часть ваш аттестат отозвала». Почему отозвала? А у самой сердце разрывается. – «Если погиб, то не таите, скажите правду». А военком мне и говорит: «Вы, гражданка Карпова, не волнуйтесь. Если бы ваш муж погиб, то мы вас с денежного довольствия не сняли бы, а назначили бы пенсию». Понимаешь? Значит, жив и невредим. И накось, ничего не говоря – хлоп! И снял аттестат. Мне, как ты знаешь, денег и без его аттестата хватает. Все равно я их на книжку кладу. Вот взяла только тысячу на постройку нашего княжинского танка. А так они все целехоньки. Но и ему они незачем. Потом почему ничего не написал? Да и последние его письма стали редки и так себе – ни любви, ни печали. Так что, не говори, тут наверняка баба. Да еще такая, – Галина Степановна сжала кулак, – с рукой. Вот написала телеграмму – пошлю на имя командира части, пусть сообщит, в чем дело? – и Галина Степановна поднялась, но Нина Николаевна вновь ее посадила.
– Зачем посылать-то? На днях я еду к Яше, все у него разузнаю и сразу же тебе напишу.
Галина Степановна скривила рот и, качая головой, сказала:
– Ничего тебе твой Яша не скажет.
– Это почему же?
– Да только потому, что Петра там нет. У него другая полевая почта. Так что, – она решительно рванула телеграмму, – ничего не буду посылать, а поеду сама. Унижаться не буду, но покажу, что я не та, что была до войны, и то, что могу сама за себя постоять!
Письмо от Железнова пришло через две недели. Да. Через очень долгие две недели.
Яков Иванович подробно писал, как Юра вместе с изгнанниками-крестьянами перешел фронт, каково его состояние, как он выглядел и был одет. Написал и то, что был в партизанах, умалчивал только, что мальчишка был ранен.
На следующий день Нину Николаевну и Галину Степановну провожали в дальнюю дорогу.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В Москву добрались на шестой день. Оставив Карпову на вокзале с вещами, Железнова, как советовал Илья Семенович, направилась в Управление кадров. Там ее любезно принял полковник Сергиенко.
– Поезжайте со своей спутницей на Стромынку в офицерский резерв. Завтра утром оттуда машинами направляются офицеры в резерв Западного фронта. Я пишу, – полковник протянул ей записку, – чтобы вас отправили с этими офицерами. Прибыв во фронтовой резерв, найдете там офицера отдела кадров фронта. Он свяжется по телефону с генералом Железновым. А дальше, как я полагаю, все будет в порядке.
Все так и получилось, как говорил полковник Сергиенко. К вечеру они прибыли в офицерский резерв фронта. С помощью дежурного быстро нашли офицера отдела кадров капитана Веденеева. Веденеев тут же связался с генералом Железновым, а когда тот был на проводе, приветствовав его, передал трубку Нине Николаевне.
Надо было видеть, как она вдруг преобразилась: лицо озарилось и радостью и волнением, да и трубку- то она взяла, как бы боясь ее уронить, двумя руками и дрогнувшим голосом прокричала:
– Яша! Это ты? Здравствуй, дорогой. Это я, Нина. – Коротко сообщив, где она находится, попросила: – Дай Юрочке трубку. – Но тут лицо резко затуманилось скорбью. – А где он? У Ирины Сергеевны? А как мне хотелось услышать голос. Как он, здоров? – и, слушая мужа, украдкой согнутым пальцем смахнула набежавшие слезинки.
– Спроси, где Карпов? – напомнила ей Галина Степановна.
– Яша, со мной приехала жена Карпова Галина Степановна. Он от тебя далеко?.. Алло! Алло! Яша, я тебя слушаю… – несколько раз повторила Нина Николаевна эту фразу, но телефон молчал, хотя в него было слышно странное покашливание Железнова.
