Но Вера настояла на своем. Тогда Семен потребовал занавесить окна, буркнув:

– У меня с тобой, Настя, особой статьи разговор.

И как Вера ни сопротивлялась, он сам одеялами и большим платком закрыл окна и снова сел к столу.

– А где Устинья? – спросил Семен. Услышав, что ее нет, почувствовал себя вольготнее.

– Ты, Маша, пойди-ка погуляй чуточку. А мы с Настей покалякаем.

Аня отказалась, села на кровать, Семен подошел к ней, обнял, намереваясь вывести. Вера оттолкнула Семена от подруги.

– Слухай, Настя! Я понимаю тебя. Ты боишься, что я тебе сделаю зло. Скажи, боишься? Злодей, мол, Семен!.. Предатель! Не бойся! – И он облапил Веру.

Веру передернуло, и она, разжав руки Семена, выскользнула из его объятий.

– Не бойся, тебе говорю, пусть Марья выйдет, посидит на ступеньках. Ведь, если что, ты ж крикнешь, и она тут как тут. Даю слово, не трону. Понимаешь ты, дуреха… Эх, Настя, Настя, несурьезная ты девка! У меня к тебе сурьезное, как тебе сказать, политическое дело есть, а ты чертом на меня смотришь… Оно ж и для тебя и для меня, может быть, настоящее счастье открывает, богатство дает… Подь, подь, Марьюшка, на крылечко…

Аня посмотрела на Веру. Та понимающе кивнула.

Повернувшись к Семену, Вера строго сказала:

– Смотри, если что позволишь, пеняй на себя…

– Что ты, Настя, – не скрывая радости, ответил ей Семен, провожая Аню до самого порога. Поплотнее закрыв за нею дверь, сел на табуретку. – Садись сюда, – показал Семен на другую табуретку, – дорогая моя касаточка.

Вера вспыхнула.

– К чему эти нежные слова?..

– Как к чему? – Семен пододвинул табуретку так, что его ноги коснулись ног Веры. – А к тому, что я тебя вот так – по уши, – провел он ребром ладони выше губ. – А ежели ты не согласишься подобру, – схватил Семен Верину руку, – силком возьму…

Вера выдернула руку и отодвинулась.

– Что ты кидаешься от меня, словно черт от ладана? Тебя страшит, что я полицай? А ты не знаешь, что я не по своей воле пошел, меня заставили…

– Кто же тебя заставил? – спросила Вера, обрадовавшись, что разговор перешел на другую тему.

– Как кто? Родня. Гепеушники расстреляли моего отца. Кулаком, говорят, был. Отобрали у нас все хозяйство, дом – отдали под читалку, мать – сослали на восток. Там я и вырос, там и в армию пошел. Первые дни воевал, а когда отступали, вернулся домой. Дома ни кола ни двора… – Семен, сжимая кулаки, заскрипел зубами. – Если бы не фрицы, то и бродяжничал бы. А вот они мне избу расстрелянного подпольщика отдали – он, гад, в нашем поселке жил… А вот если, – Семен разжал кулаки и взглянул на Веру, – я им одно дело раскрою, то обещали мне мой дом и усадьбу вернуть. – Глаза его сузились, блеснули жадностью. Он силой притянул за руку Веру к себе. – Ты смотри, Настя, все то, что я тебе говорю, огромная тайна. Если проболтаешься, то сам, собственными руками, удавлю, а всех твоих родичей постреляю.

Веру покоробило, но одновременно и заинтересовало, что же там за тайна, и она не стала вырывать руку.

– Это страшная тайна, – продолжал Семен, – она требует клятвы перед святым евангелием и крестом господним… – Он замолчал, что-то обдумывая, потом, поглядев на Веру, тихо спросил:

– А ты, Настя, в бога веруешь? Только ответь по-сурьезному…

– Верую, – как можно искренне ответила Вера.

– Тогда поклянись перед святыми образами, что ты меня не предашь.

Вера решила с клятвой не спешить, чтобы не вызвать у этого выродка подозрения.

– Ты что, Настя, молчишь? – Семен в упор посмотрел ей в глаза. – Боишься клятвы?..

– Боюсь, – сказала Вера.

– Предашь?

– Боюсь, что, может быть, не в моих силах будет твое поручение… и поэтому я не хочу перед господом богом налагать на себя обет понапрасну… Знаешь ты, что это такое, наложить девушке на себя клятву?

Семен задумался, схватил небритый подбородок пятерней, зашуршал рыжеватой щетиной.

– Знаю, что тяжко, – насупившись, ответил он. – Но боюсь за тебя. А бог – это другое дело… Он верующего не допустит до предательства. Поклянись, что ты меня не предашь…

– Ладно уж, – поднялась с места Вера.

Встал и Семен. Он крепко сжал ее руку, подвел к столу, посадил на лавку, сам сел напротив и начал таинственным голосом:

– Позавчера вызывал меня комендант и приказал поразнюхать одно интересное дело. Если удастся найти, то наградит тысячью марок.

– Тысяча? Но при чем же здесь я? – спросила Вера, стараясь казаться безразличной.

– Да погодь, не мешай, а слушай, – перебил ее Семен, – он говорит, что здесь засекли работающую радиостанцию…

По телу Веры пробежал неприятный холодок, но она ни одним мускулом не дрогнула и, как бы выражая удивление, протянула:

– Ну-у?

– Но найти никак не могут… Она – где-то здесь, в поселке, аль, может, в лесу…

– А при чем тут я, Семен?

– А при том. К Устинье ходит Лидка Вострикова… – Семен еще ближе склонился к Вере, – она знается, наверное, о партизанами… Если бы не партизаны, то давно бы я ей башку скрутил… Откровенно говоря, я их боюсь… Ты тоже будь осторожней. А то они раз, и тебе голову под крыло… Так мне кажется, Лидка знает, где эта станция…

Семен замолк, ожидая, что скажет Вера.

– А что я могу сделать? Не моего ума, Семен, это дело…

– Оно, конечно, дело трудное, но у нее попытать надо… Тебе сподручнее, ты ведь девка. Начни там про любовь аль про наряды, потом брехни на фашистов. Скажи ей, что ты тоже за большевиков, что была комсомолкой и сейчас, мол, комсомолка. Только не сразу, а этак незаметно, исподволь…

– Не поверит. Она знает, что я в бога верую, в церковь хожу. Тоже еще комсомолка, – усмехнулась Вера.

– Ну и что ж? Скажи, что это, мол, так, для маскировки. Это даже очень хорошо. Этак можно глубоко в душу влезть, и никакого сумления не будет…

Вера с трудом слушала предателя. До озноба во всем теле хотелось воткнуть в него нож, который лежал тут же на столе около ее руки, но только рассудок и железная воля удерживали ее, и она сказала:

– Не смогу я этого сделать, Семен. Боюсь, не вытерплю, расплачусь и, не приведи господь, признаюсь во всем. Лидка ведь человек. А перед богом все люди равны, кроме отпетых грешников.

Семен зловеще посмотрел на Веру и, крепко нажимая на стол рукой, сказал:

– Тогда, Настя, твоей жисти конец!

– Лучше сейчас убей! – как бы взмолилась Вера.

– Эх ты, дуреха! Да у меня рука не поднимется. Ведь я тебя пуще своей жисти люблю, – и Семен притянул Веру к себе.

– Не трожь, Семен! – Вера оттолкнула его. – Закричу.

– Ха-ха-ха, – деланно засмеялся Семен, – и заправда дуреха! Ну, что чураешься-то? Все равно моей будешь. Вот сделаем это дело, получу я свой дом и тебя в него хозяйкой введу. Свадьбу на всю округу справим. Самого коменданта пригласим. А там, глядишь, меня старостой назначат. Не веришь? Назначат. По заслугам назначат, – и он снова потянул Веру к себе. Вера не выдержала, задрожала всем телом и крикнула:

– Маша!

Дверь распахнулась, в избу влетела Аня.