поплыл под водой к берегу и оказался перед Кириллом. Воды было по пояс и можно было снова нырнуть, но Шило почему-то побежал. Кирилл мгновенно настиг его и ударил в ухо. Шило опрокинулся и ушел с головой под воду. Вынырнул с круглыми глазами, хапал ртом воздух – видимо, хлебнул воды. Не дав ему опомниться, Кирилл, будто кувалдой, ударил его кулаком по голове, потом схватил за волосы и поволок на отмель. Шило не сопротивлялся, его душил кашель. На отмели Кирилл бросил его в мутную воду и в ярости начал пинать по гулким, худым бокам. И эти резиновые, не знающие боли бока бесили его; он, как свинцом, наливался остервенением и тяжким гневом. Ему захотелось растоптать противника, раздавить, смешать с грязью.

– Кирилл! – пронзительно закричала Аннушка и бросилась к нему. – Не бей его! Не бей!

Она потащила его на берег, обняла и тут же отпрянула:

– Какое у тебя лицо!..

– Он достал меня! – чужим, звенящим голосом сказал Кирилл. – Скотина! Хамло!

Шило встал на ноги, качаясь, выбрел из воды – костлявый, грязный, всклокоченный, подхватил свою одежду.

– Ну с-суки! – сквозь зубы прокричал он. – Приду и спалю! Всех спалю!

Ерашовы и Аристарх Павлович, прибежавшие на берег, стояли молча. Напрашиваясь на кулак, Шило остановился перед ними, плюнул под ноги.

– Поняли, буржуи?! Всех!.. Мне терять нечего! Я вас не боюсь!

И, всхлипывая, прижимая к груди одежду, побежал по аллее.

– Его же никто не обидел! – возмущенно проговорила Вера. – Ну почему он такой? Что мы ему сделали?

– Любил он бабушку Полину, – мрачно пробасил Аристарх Павлович, набрасывая пиджак на плечи Валентине Ильинишне. – Вот теперь страдает.

– Но мы-то при чем? – Вера чуть не плакала от обиды.

– Никто ни при чем, – пропел Аристарх Павлович. – Плохо ему, вот и забуянил…

– Нужно помириться с ним, – заявил старший Ерашов. – Завтра же позвать его и помириться.

– С этим дерьмом? – взвинченно бросил Кирилл. – Да его на выстрел…

– Молчи! – оборвал Алексей. – Не будем начинать жизнь с ненависти. Если он умеет любить, значит, не конченый человек.

– Да вы посмотрите на его рожу – кретин! – отпарировал Кирилл. – Натуральный!..

Аннушка прикрыла ему рот ладонью и тихо сказала:

– Ты смелый и отважный рыцарь, но мне почему-то стало страшно…

Шило испортил весь вечер, и окончание поминок получилось каким-то нервным. Вера боялась, что Шило ночью придет и подожжет дом, к тому же Аристарх Павлович рассказал, что пасынок Безручкина уже один раз поджег свинарник и гараж. Поэтому решено было по очереди отдежурить эту ночь, чтоб Шило не совершил новую глупость. Кириллу выпало стоять на посту с двух до четырех, и потому он уснул лишь в пятом часу, а когда проснулся, обнаружил, что Аннушки нет, что она утром пошла с Олегом в церковь. И это обстоятельство как-то неприятно поразило Кирилла: выходило, что она заранее договорилась с братом, но ничего об этом не сказала. Вчерашняя злость на Шило улеглась – что взять с идиота? – но возникла новая, теперь на брата и Аннушку. Правда, она была иная и скорее напоминала недовольство, однако скребла душу еще острее. К тому же старший Ерашов подзавел, дескать, проспал невесту.

– Братец, – буркнул в ответ Кирилл. – На ходу подметки рвет…

Аннушка вернулась часам к двенадцати, в приподнятом настроении и какая-то просветленная. Тихо подошла к Кириллу, обняла и замерла. Олег принес какой-то пакет, перевязанный бечевкой, и нехотя удалился в дом.

– Мы в церкви были, – сказала Аннушка. – Всю службу отстояли. Потом сходили на могилу Варвары Николаевны, а потом поехали на кладбище к Полине Михайловне, завтрак ей отнесли. И там встретили Шило. Он ночевал у могилки. Мы с ним очень хорошо поговорили и помирились. Он у всех просил прощения, и у тебя тоже. Ты его простишь?

– Уже простил, – сказал Кирилл, чувствуя, как расслабляется душа и недавнее глухое недовольство становится смешным и даже стыдным.

– Потом мы зашли в загс и перенесли регистрацию, – продолжала она. – И заказ в таксопарке сняли, неустойку заплатили…

– Когда же теперь я на тебе женюсь? – спросил он.

– Двадцатого августа…

– Что? – Он засмеялся. – Мне двадцать пятого – в часть! Это шутка?

– Нет, Кирилл, – серьезно сказала Аннушка. – Девятнадцатого будет сороковой день, а двадцатого мы поженимся.

– И я со свадьбы сразу в танк, да?

– Раньше никак нельзя, – заверила она. – Мы со священником говорили… И двадцатого же нас с тобой обвенчают.

Он взял ее на руки, унес к озеру и там сел на мостки.

– Боюсь тебя потерять.

– Это мне нравится, – в ухо ему прошептала Аннушка. – Но я никуда не денусь. Прогонять меня будешь – не уйду.

– Почему?

Кириллу хотелось ее признания в любви, и он чувствовал, что Аннушка может это сделать. Просто и вдруг сказать – «Потому что люблю тебя»…

Но она подумала, потрепала его за нос и сказала:

– Привязалась к тебе, к твоей семье. Без вас уже не смогу жить. Ты, конечно, самый вздорный, гадкий и противный из всех парней и вообще солдафон. Но мне с тобой хорошо.

– Я тебя брошу сейчас в воду, – пригрозил он. – Сроду не встречал такой самоуверенной и назойливой девицы.

Она засмеялась:

– Милые бранятся – только тешатся!

– Аннушка, давай тогда вместе… – Он запнулся, потому что чуть не брякнул «спать». – Давай жить в одной комнате!

– Ты хочешь в одной комнате?.. Но это будет мучительно. И тебе, и мне.

– Мне приятно мучиться, – прошептал он.

– Мазохист проклятый! – Она дернула его за волосы, потрепала, помотала ему голову. – И так приятно?

– Приятно!

– Тогда переселяйся ко мне. Я привыкла в комнате Полины Михайловны. Там ее душа витает. – Аннушка вздохнула. – Но если ты станешь приставать ко мне – убью.

– Понял! – дурашливо крикнул он. – До свадьбы ни капли, после свадьбы – хоть ложкой.

– Пошляк! – Она стукнула его по голове. – Ну когда я тебя отучу от солдатского юмора?

– Ничего не поделать: серость шинелей – серость умов!

– Тебе нужно окреститься, Кирилл, – серьезно сказала Аннушка и села рядом, скинула босоножки и опустила ноги в воду. – Ты подготовься сам, настройся, это необходимо. Я тебя не тороплю и не заставляю. Ты должен сам созреть.

– А ты сама созрела? – спросил он.

– Сама, – призналась она. – Мне захотелось опоры. Вдруг стало страшно жить… Мне кажется, весь ужас современной жизни – Божий Промысел. По Его воле нами правят злобные политики и нечистоплотные люди. Мы увидим мрак и потянемся к свету. И найдем дорогу к храму.

– Чувствую влияние моего братца, – заметил Кирилл.

– Это случилось до него, – возразила Аннушка. – Я заметила, ты относишься к нему… несерьезно, что ли. Конечно, он очень оригинальный молодой человек, но искренний и глубокий.

– Не понимаю его, – признался он. – И потому в искренность не верю. Игра какая-то…

– Не понимаешь, потому что не знаешь его. – Аннушка поболтала ногами в воде. – Он рассказал о своей жизни…