«Как я вовремя успел! – подумал он. – А мог опоздать, на один день, на один час…»

– Кстати, он обещал привезти мне жалюзи на окно, – вспомнила она. – Днем от солнца невозможно спрятаться. И жарко…

«Конечно, поэтому ты будешь ходить по комнате голая, – подумал он. – Тебе же нравится такое состояние…»

– Что же… – Кирилл встал и прогулялся, сунул руки в карманы. – Когда он возвращается из рейса?

– Зачем тебе? – Она собиралась поить его чаем и хлопотала у стола. – Хочешь познакомиться?

– Да… Хочу его встретить где-нибудь возле города. Так сказать, на подступах.

– И расстрелять!

– Не-ет, – промолвил Кирилл злорадно. – Я раскатаю его гусеницами в блин! Я разотру его на асфальте вместе с твоими жалюзями.

– О, ревнивец! О, мой Отелло! – воскликнула она. – Пей чай – и в постель. Нет, сначала в душ!

Деловитый тон о постели и душе был еще опаснее, чем битое стекло. «Так просто?.. Все так просто…» После чая Кирилл без особой охоты и без всяких предощущений сполоснулся в душе – разумеется, в общественном, на двух «хозяев», где лежали предметы мужского туалета. И эти предметы вдруг натолкнули его на мысль, что он вовсе никакой не жених, а обыкновенный одноразовый любовник. Постоянный же и давний ее любовник – это шоферюга, который помог ей купить комнату, может, и денег дал. Очень удобно, когда ты в длительных командировках: квартира под присмотром, и бегать никуда не нужно…

И тогда Кирилл стал мстить своему сопернику. Он со злорадством вылил на себя два импортных мужских шампуня в упаковке «Эротика», выдавил в унитаз и смыл весь мужской крем до и после бритья, вылил туда же одеколон и, набрав воды в раковину, выпустил три баллона дезодоранта. Пусть он теперь воняет потом и бензином.

Все это было мелко, не по-офицерски, пакостно и одновременно приятно. Кирилл вернулся в комнату, где была уже расстелена постель на широкой тахте и горел интимный ночничок в изголовье.

– Ложись, – просто велела она и удалилась в коридор. Тихо стукнула дверь ванной комнаты.

«Жаль, жаль, – снова застучало в голове, как будто он не в постель ложился, а снова тонул. И топила его она, топила неожиданную, нечаянную любовь, на которую он даже не рассчитывал, отправляясь на поиск невесты. Где родилось это чувство – то ли в мастерской старика художника, то ли потом, когда клеили обои или купались в ночной реке; где был этот первый толчок, этот удар невидимого бойка, который воспламенил заряд?.. Пока она в ванной, нужно одеться и тихо уйти. И больше никогда не возвращаться сюда! Уйти! Ибо все то, что произойдет сейчас, только усугубит боль и потерю и ничего, кроме долгих дум о безвозвратности, не оставит. Так уже было, было…

Но сквозь эти горькие размышления прорывалась та мелкая и мстительная нота, с которой он выливал шампунь и гасил баллоны с дезодорантом. Так просто уходить отсюда может только полный идиот! Наплевать на все! Сейчас она будет моя… Можно сказать, она – первый офицерский трофей его первой войны. И если от нее в буквальном смысле сходит с ума старик, знающий толк в женщинах, если шоферюга покупает ей комнату, только кретин и трус убежит с такого поля боя.

Он попробовал лечь на тахте поперек. И вместился…

Она вернулась из ванной в длинном, облипающем тело халате, и было ясно, что под ним больше ничего… Она была по-прежнему деловита и радостна.

– Ты еще не заснул?

– Я с детства боюсь спать один, – промолвил Кирилл с вызывающим намеком. Она же словно не заметила этого.

– Странно, куда пропал мой шампунь? Ты, что ли, израсходовал?

– Какой шампунь? – спросил он. – Если в эротической упаковке, то я. Мне показалось, это мужской шампунь.

– У меня другого просто не было, – смутилась она и возмутилась: – Зачем ты его весь истратил?

– Я же танкист, – со смешанным чувством острил он. – А танкисты чумазые, еще хуже шоферов. К тому же четыре года не был в бане!

– Спи, дурак, – сказала она и, сев к столу, включила маленькую настольную лампочку. – Тебе свет не помешает?

– На этом танкодроме смогу спать даже при дневном невозможном солнце…

– Счастливый! – вздохнула она и сняла с полки несколько тоненьких книжиц. – Ну, спокойной ночи. Спи.

– А ты? – настороженно спросил Кирилл.

– Мне сегодня спать некогда. Да и нельзя.

– Есть нельзя, пить нельзя, спать нельзя, – перечислил он. – И зачем такая жизнь?

– Не искушай, сатана, – полусерьезно сказала она. – Я и так сегодня с ведьмой купалась… Спи, сказано!

«Уж не в монастырь ли ты собралась?» – хотел спросить Кирилл и вдруг услышал ее приглушенный и какой-то новый голос:

– Господи, благослови… Отче наш, иже еси на небесех. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…

Он уже ничего не понимал, но чувствовал, что сквозь нагромождение своих догадок и размышлений, сквозь гремучую смесь своих восприятий и ощущений – одним словом, сквозь этот вселенский хаос вновь проступала та призрачная и нечаянная надежда…

– Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго…

Ему приснилось, будто он снова тонет, но не девичьими ногами опутанный, а скользкими и омерзительными рыбьими хвостами. Он не выдержал и вдохнул в себя воду. И удивительное дело – стал дышать водой, втягивая светлую и изрыгая черную, чернильную.

– Тиимать! – крикнул он от удивления и страха. И проснулся…

Она сидела на краешке тахты и зажимала ему пальцами нос.

– Доброе утро, – прогнусавил он.

– Ты во сне ругался, как последний ханыга, – заявила она. – Ужасно!

– Только ругался? – спросил Кирилл, потягиваясь. – А не кричал: «В атаку, за мной!» Или – «По танкам противника бронебойными – огонь!»?

Ему хотелось подурачиться – солнце уже блеснуло в окне и достало часы с кукушкой и с «тремя медведями» на циферблате; она была рядом, и весь вчерашний день ему не приснился. И теперь вставал новый, такой же необычный, взбалмошный и загадочный. Он попытался схватить ее и устроить щенячью возню, но она ловко увернулась и погрозила пальцем.

– Вставай! Десять минут на сборы и завтрак!

Сама была уже одета в легкое темно-бордовое платье, на шее – легкий газовый шарф. И завтрак – яичница и чай с бутербродами – стоял на столе.

– Лет через тридцать из тебя получится приличная жена, – обнадежил он, одеваясь. – Я согласен, подожду…

– Хам! Значит, тридцать лет я буду неприличной?

– Почему? Ты будешь просто кормить яичницей. И я согласен переждать этот срок! – Он сел к столу, схватил вилку. – Вкуснятина!.. А тебе опять нельзя?

– Опять, – сказала она с тоской.

– Нет, ты станешь хорошей женой! Тебя можно вообще не кормить! Экономия продукто-ов!.. Зарплату я домой приносить не буду, а сам стану питаться на халяву в солдатской столовой. – Он перестал жевать. – Нет, в самом деле, ты что, святая? Святым духом сыта?

– Перестань болтать, – обрезала она строго. – Шутки у тебя с утра…

– Виноват, – вздохнул Кирилл. – Просто утро хорошее… И я дожил до него. И не сбежал. А честно сказать – порывался…

– Спасибо…

– За что?

– За честность.