пушки могли безнаказанно обстрелять с дальних дистанций рабочие кварталы и в два счета разнести в щепы любую баррикаду.
В течение нескольких дней оба враждующих лагеря выжидали, не предпринимая никаких действий. Все взоры были устремлены к Москве, где шли ожесточенные баррикадные бои, исхода которых с нетерпением ждала вся огромная взбудораженная Россия.
И вот телеграф принес тяжелую весть: декабрьское вооруженное восстание в Москве подавлено, затоплено в крови рабочих.
Но даже и после того, как пришло известие о полном разгроме пролетарских боевых дружин на Красной Пресне в Москве, губернатор Екатеринослава, по-видимому боясь повторения у себя московских событий, так и не решился отдать приказ войскам о штурме «Чечелевской республики».
Однако на екатеринославских рабочих поражение москвичей произвело гнетущее впечатление. Видя это и не желая бессмысленного кровопролития, Екатеринославский Совет рабочих депутатов, его стачечный комитет и военная комиссия после бурного совместного заседания приняли решение прекратить политическую стачку в городе. В этом решении, которое сразу же было доведено до всех рабочих, Совет предупреждал, что в случае преследования со стороны правительства и его приспешников за стачку рабочие будут бороться с помощью новой забастовки, также всеми другими имеющимися в их руках средствами. Резолюция была напечатана в газете.
Губернатор, по-видимому, только и ждал такого поворота событий. Заявление о добровольном прекращении стачки приободрило жандармов. Губернатор не медлил. 27 декабря он отдал приказ войскам занять рабочую Чечелевку. В том же приказе предписывалось: дома, из которых будет сделан хоть один выстрел, подвергнуть артиллерийскому обстрелу. А на следующий день был отдан приказ об аресте главных агитаторов.
В рабочих поселках начались повальные обыски, облавы, аресты. Сначала, правда, деликатно, с опаской. Но потом разгул полицейского произвола достиг небывалого дотоле размаха и свирепости. Людей хватали десятками, иногда целыми семьями и гнали в тюрьму. Но это позднее. В первые же дни после подавления стачки жандармы действовали робко, опасаясь нового стихийного взрыва. Поэтому многим активистам-революционерам, которым в случае ареста грозила жестокая расправа, удалось спрятаться или вовсе уйти из города. Надеяться на милость победителей не приходилось: все уже знали, какое жуткое побоище устроили казаки и полиция в Москве. Пуля, петля, каторга и тюрьма стали судьбой сотен лучших пролетариев. Военно-полевые суды и кровавые «столыпинские галстуки», как в те дни называли виселицы, стали символом России.
Большевики уходили в подполье, меняли паспорта, клички, покидали города. Екатеринославцы тоже уезжали. Не всем, конечно, удавалось скрыться благополучно, некоторых вылавливали на вокзалах, в поездах и отправляли прямо в тюрьму.
Григорий Иванович Петровский некоторое время прятался у друзей-рабочих, переходя по ночам из квартиры в квартиру. Но недели через две и он покинул город и исчез в неизвестном направлении. Только спустя несколько дней его ближайшим друзьям и жене стало известно, что он в Харькове.
Вспоминая впоследствии об этих революционных событиях в октябре — декабре 1905 года в Екатеринославе, Петровский рассказывал, что большинство екатеринославских рабочих было в то время настроено революционно и передовая их часть была готова на героические дела и жертвы. Но многие находились еще под влиянием меньшевиков. Большевики же как руководители масс были тогда еще малоопытны. Конечно, главным тормозом в принятии Советом рабочих депутатов и стачечным комитетом своевременных, решительных мер для организации вооруженного восстания и захвата власти было разлагающее влияние меньшевиков. Но и в действиях большевиков было немало ошибок.
В числе этих ошибок Петровский считал наиболее существенными следующие. Не было достаточно хорошей связи с партийными центрами, а главное — с Лениным. Екатеринославский большевикам приходилось решать все дела самостоятельно, часто без учета того, что делается в стране. Не было должной связи и информации между Екатеринославом как губернским центром с городами и крупными рабочими поселками, особенно с Донбассом. В Екатеринославе в большинстве случаев не знали, что делается на местах, а там не знали, что делается в губернском центре.
Вместо того чтобы использовать находившуюся под контролем бастующих Екатерининскую железную дорогу для связи и помощи бастующим, в губернии было приостановлено всякое движение; паровозы и вагоны выводились из строя, обрывалась телеграфная и телефонная связь. В результате такие события в губернии, как вооруженное столкновение рабочих Александровских железнодорожных мастерских с жандармами и казаками или как настоящее сражение четырех тысяч вооруженных горнорабочих Горловки и Никитовки, которое они героически вели с царскими карательными частями, совершались сами по себе, разрозненно, не объединенные общим руководством. О них в Екатеринославе стало известно слишком поздно, да и, кроме того, не было единодушия — посылать туда людей на помощь или не надо. Такая разобщенность в среде бастующих была на руку царским властям, и, пользуясь этой слабостью, они потопили в крови вооруженное сопротивление рабочих, разгромили стачечное движение по частям.
После подавления декабрьского восстания революционное движение во многих промышленных районах страны хотя и с перерывами, но еще продолжалось, а в иных местах даже вспыхивали новые забастовки. И все же после разгрома московских баррикад революция под ожесточенными ударами реакции отступала, все более и более затихая.
Русское самодержавие торжествовало.
Но, несмотря на поражение, всероссийская стачка и вооруженное восстание в Москве имели, по словам Ленина, величайшее значение для всей дальнейшей борьбы рабочего класса. «Декабрь, — писал Ленин, — подтвердил наглядно еще одно глубокое и забытое оппортунистами положение Маркса, который писал, что восстание есть искусство и что главное правило этого искусства — отчаянно-смелое, бесповоротно-решительное наступление».
Самодержавие, подавив восстание, учинило расправу прежде всего над передовым, наиболее опасным для себя отрядом пролетариата — большевиками. Многие прекрасные бойцы были физически уничтожены. Неисчислимое количество сознательных рабочих и интеллигентов-революционеров было загнано в сибирские ссылки, заточено в тюремные казематы. Правительство громило не только большевистские партийные организации, но и разгоняло, закрывало организации рабочего класса — профсоюзы, страховые кассы и т. д.
Реакция ликовала.
«…Царизм победил, — писал позднее В. И. Ленин. — Все революционные и оппозиционные партии разбиты. Упадок, деморализация, расколы, разброд, ренегатство, порнография на место политики. Усиление тяги к философскому идеализму; мистицизм, как облачение контрреволюционных настроений. Но в то же время именно великое поражение дает революционным партиям и революционному классу настоящий и полезнейший урок, урок исторической диалектики, урок понимания, уменья и искусства вести политическую борьбу. Друзья познаются в несчастии. Разбитые армии хорошо учатся».
Перед падением последних баррикад на Пресне штаб рабочих боевых дружин отдал приказ, в котором есть слова необычайного мужества и исторической прозорливости: «Мы начали. Мы кончаем… Кровь, насилие и смерть будут следовать по пятам нашим. Но это ничего. Будущее — за рабочим классом. Поколение за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству…»
Именно в эти дни тяжелого поражения, казней и преследований открылось подлинное лицо тех, кто на деле были рыцарями революции, и тех, кто лишь только играли эту роль, как в пьесе.
Только одна партия осталась верна рабочему классу и идеалам борьбы — РСДРП большевиков. Но и в ней еще не было единства. Теперь еще более усилились споры и разногласия о путях революции, демократизации России, методах борьбы.
Меньшевики изменили революции еще до поражения декабрьского восстания. Если и раньше они были ярыми противниками решительных действий, то теперь, напуганные разгулом реакции, поверившие в царский манифест, обещавший созыв законодательной думы и конституцию, — теперь меньшевики еще больше усилили свою раскольническую деятельность. Они убеждали рабочих, что революция окончательно побеждена и поэтому нужно ликвидировать подпольные партийные организации, приспособиться к легальной борьбе только за экономические требования.
