Пусть Сибарис обратится в медовую реку, чтоб утром
Девушка вместо воды принесла себе меда ведерко.
Клевером кормятся козы и козьею травкой душистой,
Лазят в фисташковых чащах, лежат меж кустов земляники.
Вкусен и цвет полевой, распустившейся розы пышнее.
Я на Алкиппу сердит; не хотела мне дать поцелуя,
За уши взявши покрепче, когда я ей отдал голубку.
Как Эвмедея люблю я! Свирель ему дал я недавно;
Он же меня наградил поцелуем — и крепким и сладким.
Нет, неповадно, Лакон, с соловьями сражаться сорокам,
Ни с лебедями удодам. Напрасно ты ссоры заводишь!
Больше, пастух, ты не пой, так велю я. Комат от Лакона
В дар пусть получит овцу; ну, а после, когда ты зарежешь
Паном клянуся, пришлю. Ликуй, мое стадо козляток!
Скоро увидите все вы, как буду теперь над Лаконом
Каждый я раз издеваться при встрече за то, что сегодня
Мне перепала овечка. Готов я до неба подпрыгнуть!
Козы мои, веселее, рогатые! Завтра зарею
Вас в Сибаритский залив погоню я и всех искупаю.
Ты же, бодливый Левкипп, попытайся лишь козочку тронуть
Мне хоть одну ты, пока не зарезал я нимфам овечку, —
Вмиг отлуплю! Как, ты снова? Ну, коли тебя не прикончу,
Раз так случилось, Арат, что стада свои Дафнис с Дамойтом
Вместе пустили пастись. Был один из них мужем цветущим,
Юным подростком другой. У ручья они, вместе усевшись,
Песни пропели такие в полдневную летнюю пору.
Дафнису — первый черед: состязаться он первый затеял.
«Глянь, Полифем! Галатея кидает ведь яблоки в стадо.
Ты — неудачник в любви, неловкий, как козий подпасок!
Что ж ты, бедняга, не видишь? Уселся и знай на свирели
Сладко свистишь. Посмотри, вон опять она в пса запустила!
В море глядит он, но там, где тихие плещутся волны,
Бегая вдоль по откосу, свое отраженье лишь видит.
Только смотри, как бы пес не вцепился красавице в икры!
Пусть только на берег выйдет она, он прокусит ей кожу.
Как она дразнит тебя, извиваясь, — как будто терновник
Стебель колеблет сухой под дыханием знойного ветра!
Прежде любил — убегала, не любишь — бежит за тобою,
Ставку последнюю ставит она;72 да, влюбленным нередко,
Знаешь ты сам, Полифем, уродство казалось красою».
«Видел я, Паном клянусь, как яблоки в стадо метала;
Все это вижу насквозь я любезнейшим глазом единым.
Пусть прорицатель Телем,73 суливший не раз мне невзгоды,
Сам их в свой дом забирает иль детям оставит в наследство.
Но, чтоб ее рассердить, я теперь ее будто не вижу,
Будто нашел я другую; она, видно знает об этом.
Ну и ревнует, ей-ей. От ревности тает, из моря
В бешенстве взгляды бросает к пещере и в сторону стада.
Пса-то ведь я же науськал. А прежде, как был я влюбленным,
Видя мое обращенье, я думаю, станет наверно
Скоро за мной присылать, но захлопну я двери, покуда
Клятвы не даст, что сама мне на острове ложе постелет.
Вовсе не так уж лицом я уродлив, как люди болтают;
Давеча в воду я глянул, как на море было затишье, —
Право, бородка на славу, и глаз мой единый не хуже.
Так показалося мне; ну, а что до зубов отраженья,
Блеском затмило оно белоснежные Пароса74 камни.
Только не сглазил бы кто! Но я трижды за пазуху плюнул:
С Дафнисом, песню допев, обменялся Дамойт поцелуем;
