знаешь, – шептал он, – я – главная Стальная Птица...
– Ты главная! Главная! Главная! – задыхалась Зиночка.
– Кукубу! – вскрикивал Попенков.
– Поделись со мной своими планами, моя Стальная Птица, – нежно лепетала после паузы Зиночка.
Попенков выбегал из будуара и возвращался в чугунных сапогах на босу ногу.
– Я все могу, – говорил он, расхаживая вокруг ложа, – я все устрою, как захочу. Вначале я завершу свой маленький эксперимент с этим маленьким шестиэтажным домом. Я всех их засажу за ткацкие станки, всех этих интеллигентов. Они все у меня будут ткать гобелены, все эти Самопаловы, Зельдовичи, Николаевы, Фучиняны, Проглотилины, Аксиомовы, Цветковы...
– Цветкова тоже? – сухо спросила Зиночка. – По-моему, с Цветковой следует поступить иначе.
– Ха-ха-ха, тебе нужна Цветкова? – покровительственно засмеялся Попенков. – Бери ее, крошка.
– Спасибо, – сокровенно улыбнулась Зиночка.
– Что ты хочешь с ней сделать? Фучи элази компфор трандирацию? – спросил Попенков.
– Фучи эмази кир мадагор, – ответила Зиночка.
– Кекл федекл? – расхохотался Попенков.
– Члок буритано, – хихикнула Зиночка.
– Мути халоги ку?
– Лачи артуго холеной.
– Буртль?
– Холо олох, ха-ха-ха! – дико, как кобылица, взревела Зиночка.
– Кукубу! – вскричал Попенков.
Пауза и молчание, хотение и вожделение, шебуршание и осквернение, омерзение, гниение, возрождение и самозарождение, трепыхание, глотание, поглощение, исторжение, задушение, уничтожение живого, легкого такого, с походкой теленка, с глазами олененка, с яблочными грудками, с глазами- изумрудками, с сердцем-апельсинчиком и с таинственной душой доброго человека – уничтожение!
А между тем глава кончается, и годы идут, стареют некоторые особы, а некоторые растут и на мягких подушках, на потных кулачках видят любовь и высшую школу, рекорды и славу, земные дары, и никто не видит смерти, а, наоборот, все видят картины жизни, и никто во сне не слышит, как тихо гудит, поднимаясь и опускаясь, казалось бы, бездействующий лифт, и даже доктор Зельдович спит теперь крепко, а теплые вещи до зимы упрятаны в сундук, под нафталин.
Ночной полет стальной птицы
а) Обращение к Медному Всаднику.
Отсель грозить ли думал шведам?
Ну-ну. Вот этот город заложил на зло
надменному соседу? Ну-ну. Всего делов —
то – флот, Полтава, окно в Европу.
А знаешь ли ты, кто перед тобой? Я —
Стальная Жиза Чуиза фонт! Мне
памятников не нужно – я сам
летающий памятник. Захочу и
проглочу, захочу – помилую! Не помилую,
не надейся. Съем тебя, Петр Алексеевич.
б) Обращение к памятнику Юрию Долгорукому.
Я лошадь вашу съем, шашлыки сделаю
из вашей лошади. В «Арагви» вашу
лошадь – на кухню! А вас я уже съел.
в) Обращение к памятнику Тысячелетия России.
Тоже мне дата – жалкая тыщонка!
Что это за людишки в рясах, в
мантиях, в доспехах, в камзолах, во
фраках? Всех расплавлю и сделаю
кашу из бронзы, и будет здесь памятник
бронзовой каше! А я ее буду есть.
г) Обращение к памятнику Аврааму Линкольну.
Не важничай, Абрашка! Негров
освободил? Нечего этим гордиться.
Никаких возражений – на помойку!
А на помойке я тебя съем.
д) Обращение к памятнику Варшавскому гетто.
Ну, тут и разговаривать нечего! Всех
в печь, а Мордехая Анилевича уже съел.
е) Превращение в спутник Земли и обращение ко всему человечеству.
Говорит спутник Земли Стальная
Птица. Все ваши искусственные спутники
я уже съел. Уважаемые, большой сюрприз готовится,
большая чистка, очистка планеты
от памятников прошлого. Прошлого не будет,
будущего не будет, а настоящее я уже
съел. Уважаемые, дисциплинированно поедайте
памятники! Теперь памятник у вас один – оча-
ровательный спутник Стальная Птица. Готовьте
насесты, от каждого города по насесту, иначе я
вас съем.
Воспоминания врача
Он пришел ко мне и пожаловался на аппетит. Живот действительно был раздут и весь в синих линиях. Ушел от меня аппетит, сказал он. Так вы действуйте через милицию, дерзко посоветовал я. А как же пищеварительный тракт, спросил он. Действительно, некоторые заклепки кишечника разболтались, болты дребезжали, а иные сварные швы поползли. В конце концов, я не инженер и мы живем не в научно- фантастическом романе, а в обыкновенной советской действительности, заявил я ему и умыл руки. Ну хорошо, Зельдович, в конце концов окажетесь здесь, сказал он и хлопнул себя по вздутому животу. Я открыл окно и предложил ему очистить помещение. Он вылетел в окно. Полет был тяжелым, иногда он проваливался, как самолет в воздушных ямах, но потом вдруг стремительно взмыл и исчез. Конечно, я понимаю, что за смелость надо платить, но перспектива оказаться у него в желудке, в этом стальном мешке, прямо скажу, мне не очень улыбается.
Справка техника-смотрителя
За истекшие годы в результате перестройки цокольного этажа, а также в результате почти беспрерывных ритмических сотрясений правого угла бывшего вестибюля происходит разрушение фундамента и оседание правого угла дома № 14 на манер итальянской башни в городе Пиза (консультация в Обществе СССР – Италия). Сточные воды из вновь возникшей автономной канализационной системы активно размывают грунт.
Ситуация аварийная, можно сказать, спасайте, люди добрые! Представитель фундамента, краеугольный камень, в личной беседе заявил, что они смогут продержаться не более двух месяцев.
Настоящим предупреждаю и, пользуясь случаем, заявляю на основании вышеизложенного, что при дальнейшем наличии отсутствия действенных мер по организации спасения дома № 14, который люблю и
