Хасан никогда еще не видел таких роз. Здесь были все оттенки — от светло-желтого до пурпурного, а среди розовых кустов росла пушистая ароматная трава — рейхан. Розы пахли сильно, но не назойливо, как благовония в лавке Абу Исхака, а нежно. Под утренним прохладным ветерком шелестели листья высоких пальм, окружавших дом. Да по правде сказать, это был не дом, а дворец, больше и красивее, чем дворец наместника. Хасану не верилось, что он только что шел по пыльной улице, казалось, чудо перенесло его в другую страну.

Они подошли к широкому мраморному портику и, пройдя его, очутились в беседке. Виноград, цепляясь усиками за высокие резные деревянные столбики, поднимался вверх, заплетая беседку, и розовый утренний свет падал зелеными бликами на мозаичный пол. С возвышения, покрытого белым ковром, поднялся невысокий чернобородый юноша и, подойдя к гостям, обнял Валибу и его спутника.

— Добро пожаловать, вы оказали мне честь, садитесь и будем веселиться. Я вижу, что вы даже привели с собой виночерпия?

— Да, этот мышонок вырвал нас из когтей кота, и я решил, что его приход будет благословенным для нашей пирушки.

Гости уселись рядом с хозяином, он хлопнул в ладоши, и в беседку вошел тот же евнух.

— Прикажи Ясмин и музыкантам прийти сюда, и пусть нам принесут вина и закуски, — приказал Яхья.

— Слушаю и повинуюсь, — ответил евнух.

Хасан удивленно оглядывался. Он никогда не видел ничего похожего и не думал, что такое может быть на свете. Слуги принесли большие серебряные кувшины и серебряные чаши. Когда чаши поставили перед гостями, Хасан увидел, что они покрыты резьбой, а внутри — выпуклые изображения конных лучников. Серебро искрилось и сверкало; казалось, всадники сейчас оживут и выпустят стрелы из туго натянутых луков в газель, изображенную на дне.

Мальчик протянул руку и коснулся изображения газели. Серебро тихо зазвенело, будто запела тетива лука, а Валиба сказал:

— Это изделие древних мастеров Ирана, этим чашам больше ста лет. Теперь наши чеканщики только подражают их искусству, никто больше не способен создать подобное.

— Почему же, — возразил хозяин, — мой ювелир, мастер аль-Хазраджи, сделал мне серебряный кувшин, не уступающий этой чаше. Посмотри, это вон тот кувшин с вином.

— Да, клянусь Аллахом, он ничуть не хуже! Пусть не отсохнут руки мастера аль-Хазраджи! Он достоин того, чтобы воспеть его искусство! Эй, виночерпий, подай мне лютню, она лежит возле занавеси!

Хасан не сразу понял, что Валиба обращается к нему, но потом, оглянувшись, увидел за спиной парчовую белую занавесь, которая отделяла часть беседки. Там лежала украшенная перламутром и слоновой костью лютня. Хасан протянул ее Валибе и тот, подкрутив колуи, запел хрипловатым, но верным голосом:

— Ты хорошо спел, господин мой, — раздался вдруг из-за занавеси женский голос. — А теперь разреши спеть мне твою новую песню, которую я положила на музыку.

Валиба вскочил и, подойдя к занавеске, поклонился и сказал:

- Привет тебе, Ясмин, ты пришла к нам вместе с солнцем. Если твой господин позволит, то мы хотели бы сначала услышать старую песню, которая начинается «Уехала Суад, и мы расстались навсегда».

Яхья ибн Масуд кивнул головой, а Валиба немного откинул занавеску и подал лютню. Хасан увидел, как из-за занавеси показалась смуглая тонкая рука, украшенная браслетами и кольцами. Сверкнул огромный красный камень, надетый на указательный палец, потом из-за занавески раздались удары бубна и зазвенели струны лютни.

Валиба крикнул Хасану:

- Эй, виночерпий, смешай вино с водой и пусти по кругу чашу!

Хасан не знал, за что взяться, евнух подал ему два серебряных кувшина, один с вином, другой с водой, и показал, как наливают вино в чашу до половины, а потом наливают воду. Мальчик налил красного вина в чашу, и она засветилась огненным светом, а когда он налил воду, поверхность вина покрылась тысячью пузырьков.

По знаку Валибы Хасан встал и подал чашу Яхье. Тот отпил и передал чашу. В это время Ясмин запела: «Ушла Суад».

Ее голос переливался и искрился, как пузырьки воздуха в чаше, а бубен и лютня звенели, как серебро. Когда Ясмин кончила свою песню, Яхья снял с пальца блестящее кольцо и бросил к ногам певицы. Потом сказал:

— Выйди к нам, Ясмин, здесь только наш друг прославленный поэт Валиба и известный тебе Халид ибн Али, ты уже показывалась им.

Занавесь поднялась, и Хасан увидел девушку, одетую в такую блестящую одежду, что он сначала не заметил ее лица. Она опустилась на ковер рядом с хозяином дома, потом поднялась и присела возле Хасана.

— Что это за мальчик? — спросила она, взяв его за подбородок. Он поднял голову и увидел большие черные глаза, подведенные сурьмой, темные брови и ямочки на смуглых щеках. Потом, отпустив мальчика, она набрала полную горсть жареного в меду миндаля и протянула лакомство Хасану:

— Ешь, тебе еще рано пить вино и слушать песни про любовь и разлуку. Отдохни, я сама буду подавать вино.

Хасан принялся грызть миндаль, а Валиба, залпом выпив протянутую хозяином чашу, крикнул:

— Оставь мальчика, лучше спой нам что-нибудь новое!

Ясмин взяла лютню и, сильно ударив по струнам, начала:

Ее хозяин, Яхья, вскочил на ноги:

— Что это за песня? Где ты ее слышала? Клянусь Аллахом, она может стоить мне головы! Я знаю немало людей, которых казнили за меньшее! Если еще раз споешь что-нибудь подобное, я убью тебя или велю продать на невольничьем рынке, хоть ты и стоила мне десять тысяч дирхемов!

— Не волнуйся, здесь нет чужих людей, — успокоил его Валиба. — Мы хорошо знаем друг друга, а мальчик ничего не понял, да к тому же он сейчас дремлет.

Все посмотрели на мальчика. Хасан наклонился и закрыл глаза. Но он не спал. Хотя у него кружилась голова от музыки и стихов, он понял, о чем шла речь в песне. «Они решат, что я на них донесу и убьют», — испугался он, как только услышал первую строку, и быстро зажмурился. Пусть лучше думают, что он спит. Абу Исхак не раз говорил ему: «В этой жизни не обойдешься без хитрости. „Кто прост, того унижают, а кто всем верит, того обижают“. Это всем известная пословица. Не будь слишком прост, не то пропадешь».

Успокоившись, Яхья приказал Ясмин петь из-за занавеси, и она, покорно поднявшись, ушла и исполняла только песни, которые ей называли. Хасану стало скучно и он несколько раз приподнимался, чтобы незаметно от хозяина уйти. Но мальчик боялся, что слуги Яхьи, которые не видели, как он входил вместе с остальными, подумают, что он вор и побьют, а то и отдадут стражникам.

Но тут Валиба поднялся и произнес:

— А теперь послушайте новые стихи, которые я написал только вчера.