Жидкова (по отцу), сестра Якова Ивановича Жидкова — служителя Союза Евангельских Христиан в Ленинграде. Знаешь, наверное? После смерти моего дедушки, Ивана Жидкова, бабушка осталась вдовой, но впоследствии вышла замуж за известного первотруженика Евангелия в России, еще времен И. Г. Рябошапки, книгоношу и пламенного проповедника — Якова Деляковича Делякова, который для моего отца, Ивана Ивановича Жидкова, был отчимом. Я тоже христианка и тоже заключенная, но, по милости Божьей, работаю здесь медработницей. Яков Иванович, мой брат, тоже арестован и находится где-то еще дальше — на Колыме, где морозы намного сильнее, чем здесь.
У тебя, как я вижу по всему, самая настоящая дизентерия, но ты успокойся, Бог поможет и вылечишься, ты еще молодая. Всем, что в моих силах, помогу тебе, но ведь самое главное, тебе нужно сейчас питание, так как ты истощена до крайности; а с питанием просто не знаю, как быть; в колонии жуткий голод, и людей гибнет очень много. На воле-то продукты есть и достать их можно, но за что?
— Вера Ивановна, — прервала ее Князева, — я очень рада, прежде всего, потому что, в лице вас, Господь послал мне дорогую сестру — это очень и очень дорого; Бог благословит и в остальном! Мне мама передала в тюрьму еще несколько платьев, я оставлю себе старенькое, а на остальные, если только можно, хотелось бы достать через вас необходимые продукты…
— Конечно, можно. Здесь ведь тряпки дорогие, а люду заключенного, всякого везут, со всех сторон, так что приноси!
Осматривая Князеву, Вера Ивановна покачала головой, убеждаясь в ее крайнем истощении, с одной стороны, и с другой — такому нежному ее телосложению.
— Дожить в палату я тебя не буду, — объявила она ей, — но постараюсь уговорить врача, дать тебе на несколько дней отдых в бараке; болезнь твоя очень опасная. Будем надеяться на Бога.
Хотя ноги у Веры еле волочились, но она была так рада этой счастливой встрече и знакомству с сестрой, что ободрилась духом и, придя в барак, долго еще оставалась под влиянием происшедшего. Перед сном Вера достала свое лучшее платье и отнесла его сестре Вере Ивановне, как и условились. На следующий день, перед обедом, санитар из санчасти передал ей, что ее вызывает Вера Ивановна. Зайдя к ней в кабинет, она была встречена с большой радостью.
— Моя милая, я так рада и благодарна Богу, ты посмотри, что передали за твое платье, это только милость Божия.
В открытой тумбочке Князева увидела много всяких нужных и дорогих продуктов. Увидев, она тут же упала на колени и, в слезах, благодарила Господа.
— Но, Вера Ивановна! Ведь у меня же там все растащут, люди голодные.
— А ты и не вздумай брать ничего туда, возьми только, что тебе надо скушать, остальное пусть останется здесь; в любое время ты можешь прийти и взять, да, к тому же, я тебе не разрешаю; надо строго соблюдать режим.
Молодой организм, получив подкрепление, быстро стал восстанавливаться; да и Вера не скупилась, кушала хорошо, пока не почувствовала, что от болезни она окрепла. Но что это, когда изнурительный труд остался прежним; прежним остался и царящий кругом голод. После нескольких дней, проведенных на фабрике, она опять стала ощущать, уже знакомое ей, чувство изнеможения. Силы заметно слабели, и Вера Ивановна, после нескольких дней увидев ее, удивилась:
— Верочка, моя милая. Ты опять так сильно изменилась, ты так посерела и осунулась, уж не заболела ли ты повторно? Будем усердно молить Господа, чтобы Он опять послал тебе милость, ведь, ты такая слабенькая.
— Да, Вера Ивановна, чувствую, что сильно слабею, а платьев уж больше нет; один только Бог может избавить меня, — и они помолились, утешаясь Господом.
Через два дня, при усердном старании Веры Ивановны, Князеву вызвали на медицинскую комиссию и, к немалому удивлению всех, определили ей четырехмесячный отдых от производства с усиленным питанием — ОП. Они обе увидели в этом, дивную милость Божию, а Князева была просто потрясена, за что еще, так любит ее Господь? Каждый день она, подолгу простаивая в молитвах, благодарила Бога.
В колонии же по-прежнему царил голод, болезнь и смерть, унося беспощадно все новые и новые жертвы. Вскоре, по соседству с ней, заболела молодая кроткая женщина. Вера, увидев ее бедствующей, стала убеждать, чтобы она, по примеру других, продала свою одежду, поддержав себя в питании. Одежды у больной было немало и очень хорошей. Вера даже предложила ей помочь в этом. Больная много думала над предложением, но любовь к вещам не позволяла ей решиться. Князева убеждала соседку, не жалеть ничего и всеми средствами спасать жизнь. Они даже пошли в кладовую, и больная было уже решилась распродать свое добро, но когда открыли чемодан, то все вещи для несчастной были так дороги, что, перебирая одно за другим, она не смогла отдать ничего. Вскоре ее в бреду, при большой температуре, совершенно беспомощную, перенесли в санчасть, а на следующий день она умерла, оставив свой чемодан на расхищение чужим. Для Князевой это было очень дорогим, наглядным уроком.
Здоровье ее стало укрепляться, а вместе с тем она начала втягиваться в труд, так как он перестал для нее быть изнурительным. В один из зимних, сибирских вечеров Вере передали, что ее на улице спрашивает какой-то мужчина. Одевшись, она вышла и увидела незнакомца средних лет, одетого во все лагерное, но, по выражению лица, Вера догадалась, что это брат во Христе.
— Вы вызывали меня? Я Князева Вера Ивановна, что вы хотите? — спросила она его.
Отойдя в сторону, незнакомец объяснил:
— Мне о вас сообщила в санчасти Вера Ивановна, во время осмотра, когда принимали наш этап. Меня зовут Николай Петрович, осужден я за Слово Божие, как проповедник, родом с юга России. До этого мы работали в тайге на лесоповале, в сорока километрах от вас, а теперь нас, несколько человек, пригнали сюда — обслуживать фабрику, по механической части. Ну, а здесь был очень рад услышать о том, что есть свои сестры, поэтому разрешите вас приветствовать как мою сестру-христианку, вместе разделяющую с братством и со мной тяжесть этих уз. При этом он горячо пожал, протянутую руку Князевой.
— А кого вы знаете из наших братьев? — испытывающе спросила его Вера.
— Я знаю многих, с которыми встречался и на полях благовестия, и на съездах: Одинцова Н. В., Павлова П. В., Иванова-Клышникова П. В., Дацко П. Я., Сапожникова и других, а так же знал проповедников по местам: Федосеева Н. Г., Владыкина…
— Как… вы знаете Петра Никитовича?! — с восклицанием прервала его Вера. — Да, это был необыкновенный брат: простой, полуграмотный, но пламенный, верный и обладал великою мудростью Божьей. Я никогда не смогу забыть его — это светильник, сияющий в темном месте. Ведь, я же с ним из одной общины — это мой духовный отец, ну, и наставник… — тихо закончила она, потупя взор.
— А почему был, сестра Вера, разве уж нет его, он умер? О, это, действительно, чудный брат, это служитель огня…
— Нет, я впрочем не знаю, — продолжала Вера, — но его арестовали предо мною, и он исчез без вести. Но зато, какой у него сын — Павел, юноша. Я знала его с детства, они жили у нас, но уже таким… ну, юношей… видела всего несколько дней и то… ну, знаете… словом — чудесный юноша, только его тоже арестовали, причем сразу после покаяния. А Тимошенко Михаила Даниловича вы знали? — дополнила она.
— Тимошенко?… — с грустью произнес Николай Петрович. — Да, я не только знал, но и жил с ним, до последнего дня. Михаил Иванович был, действительно, не только свидетелем Иисуса Христа, но и участником страданий и смерти Его. Последнее время он открыто и во всеуслышанье свидетельствовал о Христе распятом — Господе своем. Он говорил нам, что уже не возвратиться ему к своему братству, его кончина уже подошла, и она будет здесь. Но я верю, что он не только возвратится в свое братство, но будет жить в нем своей великой жизнью, жизнью непоколебимого подвижника за веру евангельскую. Он будет жить в сердцах юного христианского поколения, хотя часть его подвигов и неповторима. Брат Михаил Данилович постоянно собирал нас вместе и, помимо захватывающих воспоминаний о прошлом нашего братства, он преподал нам много бесценных, дорогих уроков из Слова Божия. Особенно любил он молодежь.
Замечательным у него было то, что несмотря на непонимание его и некоторые небольшие ущемления, со стороны братьев, он никогда ни на кого из своих братьев и сотрудников не произнес укоризненного слова. Он всех любил большой любовью, был уверен в том деле, которое ему было вверено Господом, и продолжал совершать его, несмотря на то, что ему не содействовали в ряде случаев.
