Многие заключенные женщины не выдерживали мучений голода и решались на грех. Не обошло это и сестер, тем более, что скромный их образ жизни, с особой силой разжигал развратников, особенно из администрации. Много невероятных усилий и отчаянной борьбы пришлось выдержать сестрам-христианкам за христианскую и девичью честь, и остаться чистыми и неповинными как перед Богом так и перед людьми.
Некоторым из них, за христианскую стойкость, в отместку за свое поражение и неудачи склонить их ко греху, приходилось днями отсиживать в карцерах, перенося голод и холод, терпеть совершенно бездоказательные обвинения, но Господь хранил их везде и давал торжествовать победе.
Много усердного труда прилагала сестра-старица, постоянно наставляя молодых сестер к святой жизни, к упорной борьбе со грехом. Все они сердечно, в слезах, благодарили Господа, что Он, ради спасения их, послал в узы дорогую старицу как мать-христианку. Знали об этом и те развратники, на пути которых она стояла как верный страж, и поэтому ненавидели ее. Грозили даже расправиться с ней или поместить в еще худшие условия, но Бог разрушал все их коварные замыслы, и сестра-старица оставалась на своем месте.
Часто, в воскресенье и праздничные дни, весь лагерь, как нарочно, выгоняли на работу. Христианки-сестры с особой решимостью противостояли тогда этому явному беззаконию и на работу в праздничные дни не выходили. За это, с жестокостью и бранью, набрасывалась на них администрация, и в наказание сажали всех в холодный карцер. Во всех этих случаях сестра-старушка не отставала от них, защищала, доказывая несправедливость, затем вместе с ними садилась в холодные, заиндевевшие застенки лагерной тюрьмы. Вдвое, втрое тяжелее было старому человеку переносить ужасный карцерный режим. Но как были рады молодые сестры присутствию старушки, видя в этом бесподобный подвиг христианской любви матери-христианки. И они победили все с Богом…
* * *
В один из воскресных дней снарядили конный обоз, чтобы все имущество изыскательной партии, погрузив на розвальни, направить вниз по реке Колыме к постоянному месту работ на летний период. Ответственность за весь обоз, за отсутствием начальника, была возложена на Павла Владыкина.
Хмурое утро встретило путешественников жалобным завыванием метели, когда они, покинув базу, выехали на переметенную сугробами, таежную дорогу. Павел в обозе шел последним. Когда они выехали на широкую пойму реки Колымы, метель ясно донесла до них монотонные удары железа о железо. В женском лагере звонили развод на работу. Облака снежной пыли, поднимаемые метелью, пролетали вихрем перед его лицом, загораживая неясные очертания лагеря, который, в утренней мгле, едва отличался мигающими огоньками. Павел, поглядев с особым трепетом в его сторону, подумал: 'Где-то вон там, мои дорогие сестры, храня воскресный день и христианскую честь, под завывание этой лютой метели, может, молятся, брошенные в застенки карцера'. Всем существом он рванулся в сторону темной полоски, каким виделся поселок. Ему так хотелось пробраться туда, на холодный накатник сучлявых нар, едва прикрытый сеном, и крикнуть, от взметнувшихся чувств, всего лишь краткое, но согревающее слово родного, великого Учителя: '…ободритесь; это Я, не бойтесь' (Мат.14:27).
Очнувшись, Павел обнаружил, что обоз ушел вперед, и он, догоняя его, молитвенно переместился туда, за колючую проволоку лагеря, где в этот воскресный день сестры-христианки вместе со старушкой, наверное, в карцере, стоят на коленях и молятся. Ему легко было представить эту картину, потому что за десять лет бездомного скитания по лагерям и суровой тайге, он сам много пережил этих ужасов на себе.
Владыкину так ярко представился образ христианки Танюшки в совхозе Мылга: худенькой, закутанной в лохмотья, избитой обезумевшей преступницей, но верной, непобежденной, облеченной в небесную красоту царственного величия Христа.
Ветер, снежными хлопьями, хлестал в лицо Владыкина, слезы ручейком лились из глаз, и он их не вытирал. На ходу, в молитве Павел просил Господа, чтобы Он его рыдающую душу, соединил в этот час с сердцами скорбящих христианок-сестер на 'Дусканье', с такими, как узница Танюшка, и многими другими. Чтобы то умиление и тот потрясающий восторг, каким наполнялась его душа, Господь Духом Святым передал в сердца многих остальных скитальцев, как он сам. Чтобы эта дорога, политая слезами, по какой он шел навстречу урагану, не страшила и впредь никого из христиан. С такой ясностью представились ему в это время слова Спасителя: 'Се, Я с вами до скончания века'.
Обоз пробирался вперед с большими трудностями: сани то раскатывались по зеркальной ледяной глади реки и, сбивая при этом животных, болезненно подсекали их ноги железными шипами подвод, то вязли в рыхло наметенном снегу. Еще страшнее, когда лошади с возами проваливались на 20–30 см в предательски запорошенные, надледные ручьи, протекающие поверх льда. И, хотя все это для таежников не было странным приключением, но к концу дня изматывало людей и лошадей до предела.
— Таков вот и христианский путь, — сказал Павел в молитве, опускаясь на отдых.
Рано утром обоз двинулся дальше. После обеда, на следующий день, Владыкин достал маршрутную карту и, определив свое место нахождения, пришел просто в восторг от открывающейся панорамы.
Налево — высокая 25-ти метровая терраса, монолитной стальной грудью, преграждала течение реки Колымы. От этого места русло реки круто поворачивало вправо, и в летнюю пору, ворчливо, с шипением проносясь по порогам всей своей мощью, река устремлялась в двухсотметровую скалу, образуя отвесные прижимы, едва переходимые, в период самого низкого уровня реки.
— Здесь! — скупо проговорил Владыкин, указав головой, старшему вознице, на высокую скальную террасу.
— Стой! Стой! Ст-о-й!! — раздалось по обозу от задней подводы до передней.
Владыкин неторопливо обошел обоз со старшим возчиком, поднявшись наверх, облюбовал место для базы партии, указал направление для объезда обозу и, встав на самом краю скального обрыва, снял шапку, молчаливо созерцая великолепие дикой суровой природы. Затем, глубоко вздохнув, помолился:
— Господи, на этом месте, в предстоящие месяцы должна будет проходить моя жизнь, с этой малой горсточкой людей. Здесь мне придется разрешать многие вопросы моей духовной и материальной жизни. Дай мне везде и во всем ощущать Твое незримое присутствие, а в нем Твой совет, Твое попечение, Твою охрану как надо мной так и над моими сотрудниками. Аминь.
После краткой молитвы Павел подошел к распряженному обозу, объявил часовой отдых и дальнейший план работы: до сумерек надлежало поставить палатку для ночлега людей и временное укрытие для лошадей. Больше недели, Владыкин со своими товарищами с увлечением работали по устройству базы партии. В самом живописном месте были поставлены две палатки для людей. Срублена из бревен временная конюшня для 4–5 лошадей, а также поставлен из массивных бревен склад — лабаз для продуктов и ценностей, с секретным запором. Внизу, у реки таежники соорудили палатку-баню, а в низком обрыве — примитивную печь для выпечки хлеба.
Следующий воскресный день Павел провел в посте и молитве, благодаря Бога за устройство. Затем определил, в стороне от базы, среди густой заросли, 'беседку' для молитвы, которая оправдала свое назначение в течение всего пребывания здесь. Так, день за днем, незаметно, за устройством жизни пролетело время. Первое тепло, кажется, из всей тайги первым пришло на базу. В течение двух дней совершенно сошел притоптанный снег, и в расположении базы обнаружилось много нор. Оказывается, до поселения таежников — людей, здесь безраздельно хозяйничали суслики. С гневным посвистыванием, старые маленькие хозяева угрожающе выскакивали один за другим из своих норок, пока вскоре не
