Таким представлялся предстоящий жизненный путь Жене Комарову.
По мере продвижения на север, толщина льда увеличивалась, и продвижение судна заметно уменьшалось. В один из пасмурных декабрьских дней, показались угрюмые берега бухты, а через несколько часов судно причалило к обледенелым пирсам северного порта Нагаево. Женя безучастно смотрел на все происходящее: как разгружалось судно, как выкрикивали фамилии заключенных, как они выстраивались в колонны и угонялись в город под конвоем. При лунном сиянии, колонна за колонной, арестанты двигались проторенной дорогой: от порта в город Магадан — на пересылку. Он оказался в числе последних, и то ли от бессонной ночи, то ли от пережитых этапных мытарств, но еле брел где-то позади, то и дело подгоняемый окриками конвойных. На пересылке все кишело от вновь прибывших тысяч арестантов. Едва нарядчик завел их в барак, Комаров упал на первые попавшие свободные нары, уложив свои вещи под голову. На пересылке в Магадан, Женя не успел даже осмотреться и что-либо понять, как его фамилию вновь выкрикнули для приготовления дальнейшего этапирования в тайгу. Из рассказов местной заключенной обслуги ему стало известно, что тысячи тысяч прошли через этот город в течение 1937 года. Людей развозят в разные места, в основном, на золотые прииски, причем, самые отдаленные находятся на расстоянии до 1000 километров, и людей туда гонят пешком, по безлюдной тайге, месяцами. Бывали случаи, когда такие этапы погибали вместе с конвойными, от лютых морозов и скудного питания. Те, кто назначался в поселки — поблизости к Магадану, считались счастливчиками, хотя и там смерть настигала их неумолимо.
Жене очень хотелось узнать что-либо о верующих, и он, уже в последний день, присматриваясь к обслуге, у одного старичка спросил о своих братьях. Тот ответил:
— Да видишь, сынок, тут ведь много проходит всякого люду, ну, конечно, и попы проходили, к примеру, на днях с вашего же парохода угнали на Атку двух баптистских попов: один с бородою, другой был моложе.
У Жени вспыхнуло горячее желание оказаться в поселке Атка, в надежде встретиться с братьями, так как, судя по описанию дневального, один был Николай Феофанович Феофанов. Он стал горячо молить Бога о желанной встрече.
Утром ему стало известно, что он попал в этап на рудник Бутыгичаг и что им очень посчастливилось, так как попутные машины, вместо пешего этапа до Атки, довезут их всего за несколько часов. 'А там, как Бог усмотрит', — подумал Евгений.
Выехали они перед обедом, и первые 80-100 километров проехали по укатанной грунтовой дороге, хоть и в тесноте, но утешало их, что не пешком. Дальнейший путь был очень тяжелым. Местами трасса была еще не отсыпана, и машины шли по едва подмерзшим болотам; а еще хуже, когда полотно было отсыпано, но поверхность не укатана, тогда на кочках и буграх у людей, кажется, вытряхивались все внутренности.
В Атку приехали вечером и лишь, благодаря лунной ночи, без трудностей разместились в пересыльном лагере.
Женя не хотел терпеть до утра и убедительно просил лагерного нарядчика узнать, прибыл ли сюда этапом Феофанов. Оказалось, что нарядчик был очень расположен к верующим и подтвердил, что он здесь, охотно отозвавшись, проводить Комарова к нему…
Барак утопал в полумраке от тускло светящихся лампочек. В уголке между нарами, склонившись на колени, молились два человека. По густой бороде, в одном из них Женя безошибочно узнал дорогого Николая Феофанофича Феофанова, вторым оказался ташкентский проповедник, брат Ковтун.
Тихо поблагодарив нарядчика, Женя склонился на колени рядом с братьями и слушал их молитву, заливаясь слезами. Едва брат Феофанов успел сказать 'Аминь', как Женя, не удерживая рыданий, стал молиться с братьями, а брат Феофанов повторно благодарил Бога за чудо Его милости.
После молитвы они долго, обнявшись, безмолвно сидели вместе и едва могли унять чувства безмерной радости. Пользуясь ослабленным лагерным режимом, друзья до глубокой полночи делились переживаниями пройденного этапа. Феофанов рассказывал, что дорога на рудник Бутыгичаг проходит через Атку, но по безлюдной тайге и через многие перевалы. Он тоже был назначен в эти ужасные места, но по старости и состоянию здоровья его никакой конвой не берет с собой. Брат Ковтун утратил по дороге глаз, и вот они вместе здесь отсиживаются, ожидая своей дальнейшей судьбы.
Несколько дней, проведенных вместе, пролетели как мгновение. Комарова ожидал дальнейший путь.
Брат Феофанов перед разлукой сказал:
— Братья мои, до этого места и дня в душе моей жила еще надежда, что я встречусь с моими братьями и поживу сколько-то времени на этой земле, а теперь я имею ясное свидетельство, что наше расставание на земле последнее. Сейчас я попрощаюсь с вами, а когда Бог приведет вам возвратиться к своим родным и друзьям, то передайте всем, что Феофанов, пресвитер ташкентской церкви, до конца был верен своему Искупителю. И последней моей молитвой будет молитва за мое дорогое русское братство, за мою дорогую церковь, моих друзей и мою семью, чтобы все они не опускали, кровью писанного, знамени Истины Христовой и не дерзнули передать его в чужие руки.
Пусть грядущий род примет его и самоотверженно понесет дальше.
Я рад обнять тебя, дорогой мой брат Женя, здесь, на арестантских нарах, и молить Господа, чтобы священный огонь, какой донесли до вас седые старцы, зажег ваши сердца к славе Божьей. Не забывайте вековой наказ, трижды произнесенный Богом, священнослужителям в глубокой древности:
'Огонь непрестанно пусть горит на жертвеннике и не угасает' (Лев.6:9,12,13).
Окончив свою краткую речь, брат отвернул свои арестантские рубища, в складках их достал последние 9 рублей и, разделив их, по три рубля каждому, закончил:
— Это последнее, чем я от души желаю послужить дорогим моим ближним, возьмите это во имя Господа Иисуса Христа, и пусть это мизерно-малое не оскудеет у вас на протяжении всего вашего скитальческого пути.
Сказав это, он пригласил к молитве, а молясь, благословил братьев на предстоящее будущее.
Комарова вызвали на этап в колонну более трехсот человек. Братья вышли проводить Женю в его неведомую даль. Выходя из поселка, Женя неоднократно оглядывался, наблюдая за братьями.
Долго еще, на фоне побеленного барака, он видел, как они стояли вдвоем, и могучая фигура Ковтуна была ему видна до тех пор, пока колонна не скрылась за первым перевалом.
Комаров шел позади колонны, так как чувствовал себя физически очень слабым. Дорога, проторенная по тайге, едва позволяла идти вдвоем и часто пересекалась наметенными сугробами, и более того, в оголенных от растительности местах, на сравнительно больших пространствах, была заметена вообще, так что приходилось вязнуть по колено в снегу.
Был декабрь месяц, и мороз крепчал с каждым днем. По предположению конвоя, им предстояло идти, в лучшем случае, месяц, а то и больше. В начале пути люди не представляли себе всех трудностей, шли изрядно нагруженные вещами, хотя в распоряжении конвоя было несколько санных повозок. Но часть из них была занята продуктами, а часть предназначалась для совсем изнемогших, больных и вещей заключенных. Поэтому, по мере продвижения вперед, по дороге стали попадаться брошенные вещи, громоздкие чемоданы, а в одном из них торчали сапожные колодки. Люди неохотно расставались с предметами обихода, хотя их и предупреждали об этом.
Кругом, громоздясь одна над другою, были видны сопки, до половины поросшие либо стлаником, либо лиственницей. Нигде, на протяжении всего пути, не было видно ни малейшего признака жилья. Широкая долина, в которой был расположен поселок Атка, давно осталась позади, и теперь люди двигались по распадкам, которые сужались до едва проходимых ущелий. Шли от темна до темна, а нередко и при лунном свете. Привалы для отдыха вначале были частыми, но потом люди уже привыкли к переходам, да и мороз подгонял, поэтому стали отдыхать реже. Ночевать приходилось большей частью у костров, в затишье, но изредка по дороге попадались, временно срубленные, бараки-зимовья, где заключенные могли, хотя в немного относительном тепле, привести себя в порядок: просушить и подремонтировать обувь и одежду, досыта напиться кипятку, протянуть измученные от усталости ноги и руки, перевязать, растертые от ходьбы и ноши, части тела.
Жутью сковало душу Жени Комарова, при виде этого нелюдимого края. Куда гонят их? Сколько тысяч людских ног прошли этой заснеженной тропой? А многие из них, уже не пройдут здесь обратно!
