штанах и вдруг вцепился в тощую щиколотку.
— Ааааа! — заверещал поэт.
Бёртон повернулся, и, воспользовавшись этим моментом, Олифант вырвал из его хватки свою искалеченную руку, затем, внезапно оттолкнувшись обеими ногами, взвился в воздух, упал, перекатился по земле, вскочил на ноги и во всю прыть помчался к гигантским воротам электростанции. Он прошмыгнул в них, и они сразу же захлопнулись.
Королевский агент бросился в погоню, но, пока он тянул на себя дверь, не зная, как она открывается, враг его ускользнул.
Он подбежал к Суинберну и оттащил Фиджета.
— Как ты, Алджи?
— В кровавом экстазе, Ричард.
— Ты можешь передвигаться?
— Думал, могу, пока этот чертов пес не укусил меня!
— Ну, не выдумывай! Он тебя просто ущипнул по-дружески. Давай, поднимайся.
Он взял поэта под мышки и поставил на землю. Суинберн был весь в крови.
— Тебя надо к врачу, и как можно скорее, — сказал Бёртон.
— Да, надо, — выдохнул Суинберн. — Я ведь вел себя мужественно, да, Ричард?
— Да, Алджи, мужественно.
— Знаешь что… Джон Спик здесь.
Бёртон едва открыл рот, чтобы что-то ответить, как с другого конца двора донесся вой.
— Это вервольфы! — закричал Бёртон. — Давай убираться отсюда!
Подобрав шпагу Олифанта, он потащил ослабевшего друга к главным воротам, но не успели они добраться до них, как из-под арки выскочили шесть фигур в красных плащах и помчались через двор.
Вожак стаи выглянул из-под капюшона, показав острые зубы, оскаленные в адской усмешке, вытянул когти к отступающим беглецам и вдруг весь вспыхнул ярким пламенем.
Остальные твари бросились врассыпную, спасаясь от огненного ада. Суинберн, не обращая внимания на суматоху вокруг, вырвался из рук Бёртона, наклонился, что-то поднял с земли и прыгнул в дверь, на мгновение опередив Бёртона. Они оказались за воротами электростанции, Фиджет путался у них в ногах.
Королевский агент захлопнул дверь, но подпереть ее было нечем. Что делать? Через несколько секунд вервольфы придут в себя и тогда… Остается только одно — бежать!
Бёртон подхватил раненого друга на плечо и пустился наутек.
Он держал курс на восток — через выжженную пустошь к железнодорожным путям и находившимся за ними оживленной Кингстоун-роуд и мосту Челси.
— Быстрее! Вон они! — крикнул Суинберн.
Бёртон оглянулся и увидел, что вервольфы уже выскакивают из ворот.
Коротконогий Фиджет развил потрясающую скорость и уже перепрыгивал через рельсы. Бёртон пытался бежать с ним наравне, но не мог, поскольку тащил на себе Суинберна. Вдруг он заметил справа стремительно приближающийся к ним локомотив. Боже! Пока поезд не проедет, попасть на другую сторону будет невозможно. Единственная дорога к бегству отрезана, а вервольфы преследуют их по пятам.
«Нельзя терять ни секунды!» — решил Бёртон и рванул изо всех сил.
Все его дальнейшие действия были столь стремительны, что сознание не успело воспринять их, — зато потом, даже спустя много месяцев, они продолжали ему сниться.
Локомотив уже в нескольких метрах.
Бёртон прыгает через рельсы.
Ноги отрываются от земли.
Сзади когти пропарывают ему жилет и вонзаются в спину.
Оглушительный свисток.
Стена металла справа.
Обжигающая струя пара.
Гравий летит в лицо.
Оглушительный рев.
Страшный грохот проносящихся мимо колес.
Пламя за ними.
Рев постепенно удаляется.
Пар медленно рассеивается.
Серое небо.
Капля дождя на лице.
Стон рядом.
Короткое мгновение тишины.
И крик:
— Ой! Эта чертова псина опять укусила меня!
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон захохотал. Смех зародился в животе, поднялся по груди и начал сотрясать все тело, но Бёртон не противился этому. Он смеялся над Индией. Он смеялся над Аравией. Он смеялся над Нилом, над Королевским географическим обществом и над Джоном Спиком. Он смеялся над Джеком-Попрыгунчиком, над волко-людьми, над альбиносом. Но больше всего — над глупым псом, который даже в такой ситуации не смог удержаться, чтоб не тяпнуть Суинберна за щиколотку.
Он смеялся над собственным гневом, мстительностью, нерешительностью и недовольством, а отсмеявшись, опять стал сэром Ричардом Фрэнсисом Бёртоном, королевским агентом, служившим стране, в которой он родился, но которую не любил, чувствовал себя здесь посторонним и не одобрял политику империи. У него просто была работа, которую надо было выполнять.
Потом он затих и молча лежал, глядя в серое небо.
Лондон ворчал и грохотал где-то рядом.
Бёртон сел и осмотрел Суинберна. Поэт был без сознания. Фиджет сидел с ним рядом и жевал его штанину.
Железнодорожные пути были пусты, локомотив скрылся за группой пакгаузов, хотя рельсы еще подрагивали.
Вервольфов нигде не было видно — похоже, поезд спугнул их.
Бёртон встал, вскинул друга на плечи и, опираясь на трость Олифанта, побрел по усеянному гравием склону к деревянной изгороди, за которой лежала Кингстон-роуд. Он был уже на полпути вниз, когда громкое жужжание наполнило воздух.
Бёртон обернулся на электростанцию. Над ней, под видимым воздействием кипящих конусов пара, поднималась невероятных размеров машина. Это был винтокорабль — огромная овальная платформа из серого металла с иллюминаторами по краям. Остроконечный и загнутый вверх нос, как у галеона; из бортов, будто ряды весел, выступают наружу пилоны. На их концах стоят вертикальные колонны, лопасти гигантских винтов крутятся быстрее, чем способен заметить глаз.
Может, Спик на этом корабле?
Нужно помочь Суинберну прийти в себя и расспросить его, что он узнал про Спика.
Винтокорабль поднялся выше и устремился на север, а Бёртон продолжил спускаться к магистрали, а затем пошел по направлению к мосту Челси. Вокруг него бурлила толпа, текла обычная лондонская жизнь. При виде прохожего, который тащил на плечах лежавшего мешком человека, люди в тревоге отшатывались. Полицейский не заставил себя долго ждать.
— Что произошло, сэр?
— Несчастный случай, — ответил Бёртон. — Не вызовете кэб? Этого парня надо к врачу!
— Я поеду с вами. Нужно составить рапорт!
— Ладно, только быстрее!
Полицейский выбежал на дорогу, остановил четырехколесный экипаж, запряженный двумя лошадями, и высадил негодующих пассажиров.
— Черт побери! Вы ответите за это! — пригрозил ему осанистый пожилой джентльмен. — Моей