годах. Нам не дали возможности завершить эту громадную работу. Не зная сути местного самоуправления, ни того, как обстоит дело в мире, ни как обстояло дело в истории России — стали проводить примитивные эксперименты, отбросили назад уже сделанное.
Августовский путч 1991 года, как известно, положил конец коммунистическому государству (заодно и государству вообще). Но так или иначе, советы освободились от опеки партии — это то, о чем мечтал Андрей Сахаров. С этого периода государство перестало быть советским в его прежнем звучании и в прежнем смысле. Произошла полная департизация и десоветизация в смысле идеологической функции, выполняемой прежними советами. Советы приобрели свой естественно-исторический облик, они стали наполняться новым, муниципальным содержанием. Именно советы придавали государству подлинный представительный, демократический, народный характер. Их уничтожение — это прямая атака на сам российский народ, на его трудные достижения в области демократического управления, демократической государственной власти. Заговорщики, подготовившие государственный переворот, хорошо вооружились и как отъявленные фальсификаторы истории они забыли сообщить, что с официальным коммунизмом было в стране покончено еще в августе 1991 года — и попытались связать события августа 1991 года со своим кровавым переворотом и своими черными делами, осуществленными в сентябре-октябре 1993 года. Конечно, в головах у людей — путаница. Это вполне естественно. Ведь ученые, историки, социологи, политологи, просто образованные люди, которые хорошо знают суть просходящих событий, — “чистятся” перед Кремлем (по Маяковскому). Одним словом, когда говорят пушки — муза молчит. И долго будете молчать, коллеги?
Семь шагов – туда, семь – обратно...
...Да, надолго умолкли мои коллеги-ученые...
...Следователь появился 30 декабря, поздравил с наступающим Новым годом. Я — взаимно. Подтвердил, что пока не придет Генеральный прокурор — говорить не о чем. Тем более, что действительно — говорить не о чем. Следователь сам убедился в бессмысленности обвинения.
31 декабря. Пришла Рая с детьми. Пытается казаться веселой. Марик и Сима повзрослели, посерьезнели, — в глазах у них появилось что-то очень тревожное, совсем взрослое. И немного — затравленное, отчужденное, пугливое. Этого у них раньше не было никогда. Шок. Страшный... Невеселое у нас празднование. Рассказывают новости, о многочисленных звонках, приветах, письмах, идущих со всего света. Пытаются быть веселыми, шутят. Я поддерживаю (вяло) эту игру. Сима не прочь остаться со мной в камере на день-два. Смеемся... Быстро уходит время...
Конвоир-инспектор грустно наблюдает за нами, сидя на таком же стуле.
Возвращаюсь в камеру. Заедает тоска. Шагаю. Семь шагов — к двери, семь — обратно, семь — туда, семь — обратно. Не читаю. Не пишется. Ленивые мысли бродят в голове. Наверное, в таком состоянии лежал и лениво думал Обломов: “вот муха, куда она полетит, если...” Отвращение к серьезным мыслям. А что такое “серьезные” мысли? Мысли о смерти, вторая волна — буквально накатывает...
Сенека: “Наша ошибка в том, что мы смотрим на смерть как на будущее событие. Большая часть смерти уже наступила: то время, что за нами, — в ее владении”.
Смерть для меня наступила еще ночью 3-го октября, когда я окончательно понял, что защитники Конституции и Демократии потерпели поражение. 4 октября, “расстрельный день” — уже не был нужным.
И без “расстрела” я бы утром предложил всем уйти из “Белого дома”... Нас предали — в том числе, перебежчики, якобы народные избранники, за квартиры, другие — за звездочки на погонах, должности, возможности брать взятки. Предало общество, которому Парламент обеспечивал демократию и свободу. Новые министры не справились с задачами, которые перед ними стояли — их “переиграли” Ерин, Грачев, Галушко. Заодно и нас. Страну. Теперь страх и террор пришел на смену Свободе, на страже которой стоял Верховный Совет и “нерусский спикер”. Наслаждайтесь.
И наконец, 26 января, спустя три месяца, как я потребовал встречи с Казанником, Лысейко сообщил: “Завтра, скорее всего, вас, Руслан Имранович, навестит Генеральный прокурор, меня попросили сообщить вам об этом”. 27 января меня повели в кабинет начальника тюрьмы. Но рассказ об этом впереди...
Продолжение конспекта:
Возрождение, гуманизм
...Флоренция стала главным центром развития новой возрожденческой (гуманистической) культуры и идеологии на всем протяжении ХV столетия. Выдающийся представитель гуманизма — канцлер Флорентийской республики Калюччо Салютати (1331-1406 гг.) выступил с обширной, оригинальной идейной платформой, в которой главным было понимание гуманизма как целого арсенала, сложного сочетания комплекса основных вопросов культуры, необходимого познанию свободным человеком и гражданином. Отсюда — его же вывод, признающий высокую практическую роль этики в качестве средства воспитания гражданина.
Воскрешая тезис Аристотеля об активной жизни как важнейшем призвании человека и с таких позиций рассматривая христианскую догму об идеальном царстве Божьем, Салютати делает заключение, что царство милосердия и мира люди могут создать на Земле в упорной Борьбе и в упорном Труде.
Салютати воспевает свободу как необходимое условие раскрытия способностей Человека и процветания Государства. Без Свободы — невозможна сама божественная благодать и спасение души. Ибо божественное мышление озаряет только свободного Человека, рабской душе благодать не нужна, так же как и Свобода. Живущий чужим умом, повторяющий чужие истины без их осознания — не свободен. Коль скоро он не свободен, он неугоден ни людям, ни Богу. Он — отверженный, он — презираемый. Он — инструмент в нечестивых руках. Созданное людьми благо (по Салютати) — благо овеществленное, и оно должно закрепляться справедливыми законами, которые направляют всю деятельнось граждан и правителей. И тем самым объединяют их в гражданское общество. Этот тезис положен в основу гражданской этики Салютати. Поскольку базой законов является справедливость, возможная к достижению, уважение к таким законам как со стороны граждан, так и со стороны правителей, является добродетелью. (Этот тезис, кстати, был развит позже Гегелем в его “триаде” — мораль, право, нравственность; нравственность, по Гегелю, высшее проявление правового сознания в гражданском обществе — Р.Х.). Высшее проявление добродетели, далее у Салютати, это любовь к Отечеству. “Две вещи есть среди самых приятных — Родина и Друзья,”[156] — писал Салютати.
Служение Отечеству, деятельное участие в исполнении гражданского долга — таков смысл добродетельной жизни. Добродетель не дается от природы, но достигается благодаря трудам и делам, благодаря Воле Человека. Сильная Воля способна преодолеть тягу к разрушающим личность и общество делам — несправедливости, личному обогащению, возвышению нечестивых людей и т.д.
Правителем, по Салютати, общественным, политическим деятелем мог быть только человек, знающий науки, образованный. Источником науки при этом он рассматривал исключительно античных авторов и их современных последователей (как и Петрарка). В результате, знания, науки для Салютати выступали не отвлеченным знанием, развлечением на досуге, в каковую превратили этику Эпикура, к примеру, средневековые эпигоны, а уроками служения людям, обществу, Отечеству. Салютати добросовестно работал на благо Флоренции более 30 лет канцлером и заслужил славу истинного ее Гражданина и Патриота, славу справедливого ревнителя, свято выполнявшего законы Коммуны, даже те, которые он считал неразумными. Ведь Закон действует, пока его выполняют. Нет ничего разрушительнее того, когда Правители игнорируют Закон — тогда начинается разрушение Государства. Разрушение Государства ведет к разрушению морали, последнее, в свою очередь, оказывает ускоряющее воздействие на разрушение государства. Салютати это
