зарегистрировала.
Я: — Не волнуйтесь, сейчас начнет действовать кремлевская “тяжелая артиллерия”. Председатель Верховного Совета Дагестана порядочный человек, но он не устоит. Ваша задача: отследите, кто и как будет действовать из Кремля.
Фомичев: — Не думаю, что они будут требовать аннулирования регистрации вас как кандидата. В проекте Конституции, вынесенной на референдум, четко сформулирован универсальный принцип из Хартии прав человека: “Никто не может быть лишен гражданских прав, кроме как судебным приговором...” К тому же здесь межународные наблюдатели, пресса поднимет шум, они обратят внимание...
Я: — Владимир Андреевич, не будьте наивным. Расстрел Парламента, беззаконное заключение мое как Председателя Верховного Совета России, Председателя Межпарламентской ассамблеи Содружества, члена- корреспондента Российской Академии наук, просто как гражданина, наконец — это что, возмутило нашу прессу и международных наблюдателей?
Пресса “не заметит” нарушения прав человека, международные наблюдатели тоже “не заметят”.
Пусть люди, те 35 тысяч человек, которые письменно заявили, что они хотят видеть меня своим депутатом, — пусть они убедятся в демократизме Государства. Вот в чем смысл всей этой кампании для меня.
И еще любопытно, кто оттуда, из Кремля, станет “давить” на Дагестанское руководство. Как оно поведет себя...
... Первым “включился” Рябов, председатель центральной избирательной комиссии. Она спешно подготовила какой-то очередной указ “президента” о том, что “участники октябрьского мятежа” не могут баллотироваться в депутаты. Сами же отвергли статьи своей же Конституции о правах человека — еще до того, как объявили, что она “одобрена народом на всенародном референдуме”! Рябов начал, как оказалось, с нажима на руководство Верховного Совета — Магомедова. Затем включился Яров Юрий, заместитель премьера. Потом — Шумейко, первый заместитель премьера. И наконец — Филатов, глава администрации Ельцина.
Рябов, Яров, Шумейко, Филатов — это все мои бывшие заместители. Я их когда-то выдвинул, за исполнительность, дисциплинированность и, как казалось, за знание дела. Те депутаты, которые мне их рекомендовали, говорили о их порядочности, профессионализме.
Филатов
Филатов целый год был секретарем Президиума Верховного Совета. Показывал неплохую работоспособность, видимо, сказывался его многолетний опыт — в течение 15 лет работал секретарем парткома в научно- исследовательском институте, хотя ученым и не являлся. Был одним из лидеров “демократов”, старался разобраться в том гигантском бумажном потоке, который “вливался” в Парламент и “выливался” из него. Вел себя скромно, не старался быть заметным. Подчеркивал лояльность ко мне, как к первому заместителю Председателя, а затем и Председателю Верховного Совета. По способностям, интеллекту — типичный “середнячок”.
Круто изменился, став моим первым заместителем, появилось чванство, какие-то претензии, забросил работу. Проявлял повышенный интерес к фирмам, банкам, коммерческим делам. Стал организовывать склоки, группки. С огромным трудом пришлось его буквально “выдавить” из Верховного Совета.
Шумейко
Шумейко я знал плохо. Рекомендовала его Екатерина Лахова. Я подробно расспросил Сергея Красавченко. Он рассказал, что Шумейко был директором какого-то небольшого предприятия в Краснодаре. Полгода назад ему пришлось почему-то уйти оттуда. Он попросился на постоянную работу в его Комитет по экономической реформе. Звезд с неба не хватает, производственик он посредственный, но скромный, исполнительный. Проблем создавать не будет. Можно рекомендовать. Работал Шумейко в Верховном Совете неплохо, у меня к нему претензий не было. Чем-то он понравился Ельцину, и тот уговорил Шумейко перейти на работу в Правительство.
Яров
Наибольшую пользу, пожалуй, Верховному Совету принес Яров.
Его я очень не хотел терять — это был сильный работник, порядочный. Он исключительно серьезно помог мне благополучно завершить работу по Федеративному Договору, помог реализовать идеи по организации деятельности Межпарламентской ассамблеи в Таврическом дворце в Петербурге.
Яров быстро наладил связи Верховного Совета с советами в республиках, областях, краях, округах. Это с ним мы начали практику ежеквартальных Совещаний с председателями советов всех уровней. С ним было интересно работать: никакого нытья (что свойственно было Рябову), никакого зазнайства или интриг, точность, исполнительность, рассудительнось.
Черномырдин, после своего избрания премьером, осуществлял такой нажим — и сам, и через Президента, что невозможно было отказать. Конечно, можно было бы отказать при одном условии: если бы сам Яров не захотел уйти в Правительство. Но он после долгих колебаний согласился с предложением Черномырдина. Потеря Ярова была серьезной потерей, в отличие от других. Мне сразу стало довольно тяжело.
Рябов
Рябов — к сожалению, это моя самая большая ошибка. Бывший завхоз сельского сельхозтехникума. Юридические знания — из заочного юридического института. И сразу — депутат, председатель Комитета по законодательству, Председатель Палаты. Надо было остановить продвижение.
Но ... сыграли свою роль два фактора. Весь предыдущий период Рябов был твердым сторонником укрепления парламентаризма. Критиковал радикализм пропрезидентских кругов, высказывал здравые, рассудочные идеи. Это как-то компенсировало общую интеллектуальную недостаточность. И другое — многие высказывались в том смысле, что надо бы в руководстве иметь юриста. А у нас почти все юристы “перебежали” в систему исполнительной власти — в Кремль или на Старую площадь. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что на VI-VII Съездах Рябов удачно выступал, энергично поддержал позицию Верховного Совета в конфликтах с исполнительной властью. Поэтому депутаты охотно его избрали заместителем.
Но как быстро все изменилось, как только Рябов стал моим заместителем! Первый “сигнал” я получил сразу же после прерывания командировки из Алма- Аты: 20 марта Ельцин попытался осуществить переворот. Вернувшись в Москву, я узнал, что в этих условиях Рябов настаивал на том, чтобы его заграничный вояж с группой депутатов, состоялся. Подумаешь, какой-то там переворот, я ведь запланировал поездку в Лондон! Изумлению моему не было предела. Дальше — больше: склоки, интриги, попытки затеять публичные скандалы со мной, с Ворониным. Позорное поведение на “Конституционном Совещании”, когда вместе с другими “захлопывал” своего Председателя. Он поставил перед собой задачу (точнее, перед ним была поставлена эта задача) — расколоть Верховный Совет. Эта задача, конечно же, ему, как и другим, была “не по зубам”. Он был накануне позорного изгнания. Помог путч — в первый же день заседания Рябов сложил свои полномочия, и уже через два часа был подписан Указ Ельцина о его
