Сердце у них не лежало к священному джихаду. Надиф мечтал о том, чтобы стать врачом, Хадар хотел сочинять стихи. Стихи! У него были добрые глаза и мягкое лицо, чуть ли не женское в своей привлекательности. Но когда войска генерала Авейса разорили его деревню и убили родителей, перед ним встал выбор: взять автомат или умереть.
Хадар выбрал автомат, но, единственный среди боевиков, он до сих пор не убил ни одной живой души. Сегодня ему предстояло убить первого человека, однако приближение этого момента вызывало у него в желудке нарастающее чувство тошноты.
– Пришло время выполнить волю Аллаха, – сказал Хадар без особого воодушевления.
Оба понимали, что если они не будут делать то, чего от них ждут, то будут сурово наказаны. Ребята крайне неохотно собрались приступить к выполнению своей неприятной обязанности.
Но как раз в это мгновение где-то высоко над головой взорвалось небо. Все посмотрели вверх и увидели последствия взрыва, на краю окна странной формы в крыше, и помимо раздирающего слух шума, пролился дождь осколков, внезапный сухой ветер острых обломков, и все непроизвольно заморгали, зажмурились, закрыли лица.
Всего секунда или две, но, вероятно, в тактическом смысле это сыграло важную роль, поскольку все произошло настолько неожиданно и стремительно, что оцепеневшая толпа очнулась и повела себя совершенно непредвиденным образом. Увидев, что подоспела помощь как раз в тот момент, когда началась стрельба, многие поднялись на ноги, наконец обретая мужество бежать. Они бросились врассыпную подобно углям, разбегающимся от огня.
Файид выстрелил в одного бегущего, завалил его, развернулся, быстро выстрелил в бегущую толпу, внезапно с ревом устремившуюся на него, но с изумлением обнаружил, что никто не упал, и понял, что в толпе много просветов и гораздо лучше целиться, чем палить наугад с бедра, вскинул автомат к плечу и…
Первый выстрел Макэлроя размозжил ему голову.
Остальные боевики этого не заметили. Они были слишком поглощены усмирением толпы и начинающимся побоищем и также обнаружили, что стрельба вслепую в брюхо зверя дает крайне неудовлетворительные результаты, но за то время, которое им потребовалось, чтобы упереть приклад в плечо и напрячь колени для выстрела стоя, многие из них потеряли интерес к происходящему при помощи Макэлроя, Рея Круса и других снайперов, уложивших их прицельными выстрелами.
Рей услышал новость. Отшвырнув сотовый телефон, он подбежал к ограждению балкона и вздрогнул, поскольку как раз в этот момент прямо у него над головой рванул букет шоковых гранат, составленный Макэлроем, ослепительно ярко и с оглушительным грохотом, пробив дыру в окне на крыше, повторяющем очертаниями озеро Мичиган, и обрушив вниз дождь осколков. Перевесившись через ограждение, Рей осмотрелся, выискивая цели. У него был только «Хеклер и Кох П-7», пистолет немецкого производства, принятый на вооружение в полиции многих европейских стран, который боевикам каким-то образом удалось раздобыть на рынке списанного оружия. До сих пор Рею еще не приходилось иметь дело с таким, но по отзывам он знал, что точность боя у него очень высокая. Две руки стиснули маленькую рукоятку, энергия мышц многократно усилилась адреналином, разлившимся по жилам, – Рей поднял пистолет, ориентируясь на вспышки выстрелов. Он не смог различить самого боевика, но по вспышкам прикинул, где тот должен был находиться, и трижды быстро нажал на спусковой крючок. Пистолет дернулся у него в руках, выбрасывая после каждого выстрела стреляную гильзу, однако отдача получилась не слишком сильной, ось ствола была направлена так низко относительно угла рук, что локти практически полностью поглотили ее энергию, и он смог сразу же вернуться к цели. Три выстрела, вспышки прекратились, хотя Рей и не мог сказать, то ли он завалил боевика, то ли просто напугал, вынудив искать укрытие.
Но он сообразил, что те боевики, которые предположительно караулили его в засаде у выхода с лестницы, тоже услышали взрыв шоковых гранат, а также его выстрелы, поэтому он развернулся; колени по-прежнему напряжены, руки сложены в равнобедренный треугольник, и тут же их увидел – черт побери, девчонка оказалась права, – в тот самый момент, когда оба выскочили из магазина футах в шестидесяти справа, вскидывая автоматы к бедру, чтобы прикончить неверного. П-7 поддержал свою репутацию: для 9- мм патрона дистанция большая, но Рей тем не менее сделал все аккуратно и чисто, всадив пулю в первого боевика, отбрасывая его назад и усаживая на пол. Мысленно приказав себе не торопиться, Рей плавно продолжил вращение, поворачиваясь к второй цели, провожая ее, поскольку боевик находился в движении, и навел мушку на переднюю грань бегущего силуэта. Но тут Рей увидел вспышку – он услышал, как все затихло, потому что его привыкший к войне мозг полностью отключил окружающий мир, не оставив ничего, кроме цели, – и тотчас же сообразил, что его противник в спешке выстрелил с бедра, не целясь, и промахнулся. Рей ощутил, как курок сорвался с боевого взвода, пистолет чуть подпрыгнул, боевик замедлил бег, пошатнулся, получив попадание, и сразу же выпрямился. В это мгновение на противоположном конце коридора распахнулась дверь, появилась Лавелва с «АК-74» в руках и начала стрелять. И хотя стреляла она в общем-то наобум, по крайней мере три пули из выпущенных ею двадцати с лишним нашли цель, и второй сомалиец сполз на пол, погружаясь в кому и затем в смерть.
– Тащи сюда автомат! – крикнул Рей.
Лавелва подхватила «калашников» у одного из боевиков и бегом бросилась к нему.
Рей схватил автомат так, словно это была эстафетная палочка, развернулся, посмотрел в прорезь прицела, ища в царящем хаосе и смятении цели, навел мушку на новые вспышки выстрелов, еще не загашенные, и всадил три или четыре пули в точку непосредственно сзади, где, как подсказала ему интуиция, присел на колено стрелявший. Если боевик действительно находился там, он или рухнул на пол, или отпрянул назад, прячась под нависающими балконами, так, что Рей его больше не видел.
Затем внимание Рея привлекло какое-то столпотворение посреди парка развлечений внизу, и он, присмотревшись, увидел, что там началась драка, куча-мала, – это опомнившиеся заложники окружили одного из своих мучителей и вымещали на нем свои страдания. Однако сделать выстрел Рей не мог.
Спецназовский переворот был основан на неповиновении.
– Вот возвращается мой отряд, – двадцать минут назад заметил один боец, когда они сидели на корточках в тени стоянки напротив входа в пассаж «Рио-Гранде». – У всех черные каски, в них они похожи на ребят из «Дельты».
– Классные каски, – подхватил другой. – Мы хотели заказать такие же, но бюджет урезан…
– Можешь не объяснять, – остановил его Джефферсон.
– Так вот, а что, если мы подойдем к ним, поменяемся касками и отошлем их в штаб? Если они не будут снимать каски, никто не поймет, что это они, а не мы. Я знаю Ника Крюса, он командир. Ник согласится.
– И тогда мы сможем находиться совсем рядом, если этот долбаный воздушный шарик лопнет, – сказал третий. – А там кто знает?
Это означало, что Джефферсон и его группа первоклассных спецназовцев, нарушивших приказ, оставалась неподалеку от входа в «Рио-Гранде», и им не требовался официальный приказ действовать. Услышав приказ Эндрю, отданный боевикам, бойцы просто двинулись вперед.
Короткая перебежка до входа. Оба бойца с ружьями приставили дула к замку на железной двери и одновременно выстрелили. Металл ударил по металлу с оглушительным лязгом высвободившейся энергии, к которому добавился грохот сдвоенного выстрела, поднимая децибелы до уровня ядерного взрыва. Никто даже глазом не моргнул, настолько все были накачаны адреналином, насколько все жаждали ворваться внутрь и вступить в бой, после нескольких часов вынужденного безделья. Дверь выгнулась под двойным ударом двух стальных снарядов, выпущенных в нее со скоростью тысяча футов в секунду, искривилась, разорвалась, открывая два шрама и ожога от раскаленных пороховых газов в том месте, где пули пробили в ней узкие тоннели. Джефферсон что есть силы пнул дверь ногой – но та даже не шелохнулась.
– Проклятье! – крикнул он, отчаянно дергая и толкая дверь, однако дверь не открывалась.
Внутри раздались выстрелы.
– Боевики начали расстреливать заложников, господи, это война! – раздался чей-то объятый ужасом крик.
