– Ты себя хорошо чувствуешь?

– Да, большое спасибо, доктор.

– Будь посерьёзней (можно подумать, что сам он сейчас серьёзен). Почему у тебя синяки под глазами?

– Такой меня сотворил Господь Бог.

– Читать нужно поменьше. Уверен, ты читаешь в кровати.

– Совсем немножко. А что, не надо?

– Да нет, читай. Кстати, а что именно ты читаешь? В возбуждении он резко стискивает мне плечи. Но я веду себя умнее, чем в прошлый раз, и не краснею – пока. Директриса, чтобы отвести душу, пошла разгонять малышей, которые балуются у колонки, обливая друг друга. Похоже, она так и кипит! Я готова плясать от радости!

– Вчера я кончила «Афродиту», а сегодня вечером возьмусь за «Женщину и клоуна».

– Да? Надо же! Пьер Луи? Неудивительно, что ты… Хотел бы я знать, всё ли ты там понимаешь!

(Я вроде бы не трусиха, но поостереглась бы вести с ним этот разговор наедине в лесу или сидя на диване – так сверкают у него глаза! И потом, если он ждёт каких-то пикантных признаний…)

– Нет, к сожалению, не всё, но достаточно. На прошлой неделе читала «Сюзанну» Леона Доде, теперь кончаю «Год Клариссы» некоего Поля Адана, очень нравится.

– А как тебе потом спится? Вся измаялась, наверно, при таком-то режиме? Побереги себя, не то подорвёшь здоровье, будешь потом жалеть.

Что это его разобрало? Он глядит на меня в упор с таким явным желанием приласкать, поцеловать, что краска, как на грех, заливает мне щёки и я теряю уверенность. Доктор, по-видимому, тоже боится не выдержать. Он глубоко вздыхает и, погладив мои волосы до самых кончиков локонов, как погладил бы спину кошки, отходит. Директриса тут как тут – руки у неё дрожат от ревности, – и через минуту, оживлённо разговаривая, они удаляются. При этом вид у мадемуазель Сержан просительный и тревожный. Дютертр, смеясь, пожимает плечами.

Навстречу им идёт Эме, и Дютертр, не в силах устоять перед её нежными глазками, останавливается и запросто шутит с ней; Эме стоит пунцовая, но довольная, несмотря на лёгкое смущение. На сей раз мадемуазель Сержан ревности не выказывает, наоборот… Сердце моё по-прежнему колотится при виде Эме. Ах, как скверно всё получилось!

Я так глубоко задумалась, что не замечаю дылду Анаис, которая пляшет вокруг меня свой дикий танец.

– Отвяжись от меня со своими ужимками! Мне сегодня не до веселья!

– Знаю-знаю, это всё из-за кантонального уполномоченного. Сама не знаешь, кто тебе нужен – Рабастан, Дютертр или ещё кто. Ты сама-то выбрала? А как же мадемуазель Лантене?

Она выплясывает вокруг меня – на лице застыла злобная гримаса, глаза дикие, дьявольские. Чтобы отогнать эту фурию, я бросаюсь на Анаис и луплю её кулаками; взвизгнув от страха, она устремляется прочь, я за ней, зажимаю паршивку в угол возле колонки и выливаю ей на голову немного воды из кружки. Анаис тут же приходит в ярость:

– Ты что – того? Соображать надо! У меня же насморк, я кашляю!

– Кашляешь? Доктор Дютертр даст тебе бесплатную консультацию и кое-что в придачу.

Нашу ссору прерывает приход одуревшего от любви Дюплесси. За два дня он очень изменился – судя по горящим глазам, Эме отдала ему разом руку и сердце. Но вот он видит, как его драгоценная невеста болтает и смеётся в компании с Дютертром и директрисой – кантональный уполномоченный обхаживает её, мадемуазель Сержан ободряет, – и его взгляд омрачается. На самом деле Арман ничуть не ревнует, а вот я!.. Полагаю, он собирался убраться восвояси, но его окликает сама рыжая директриса. Он спешит на зов и почтительно приветствует Дютертра, который довольно фамильярно жмёт ему руку, видимо принося поздравления. Бледное лицо Армана розовеет и озаряется радостью, с нежностью и гордостью глядит он на свою суженую. Бедняга Ришелье, мне его жаль! Не знаю, но мне почему-то кажется, что Эме, которая со своим напускным легкомыслием так быстро согласилась выйти за него замуж, не принесёт ему счастья. Дылда Анаис ловит каждое их движение, так что даже перестаёт со мной ругаться.

– Скажи, – чуть слышно шепчет она, – что они там собрались? Что случилось?

Я взрываюсь:

– Случилось то, что господин Арман, наш долговязый Ришелье, попросил руки мадемуазель Лантене, и та согласилась, так что они теперь жених и невеста, и Дютертр как раз сейчас их поздравляет.

– Ну и дела! Так он попросил руки для женитьбы?! Я не могу удержаться от смеха. Вопрос вырвался у неё как бы сам собой, Анаис такое простодушие не свойственно! Но я не даю ей стоять столбом в изумлении.

– Беги скорей за чем-нибудь в класс и подслушай, что они там говорят. А то я вызову у них подозрение.

Анаис бросается со всех ног; проходя мимо них, она ловко теряет башмак (зимой мы все носим деревянные башмаки) и навостряет уши, не слишком торопясь его надевать. Потом она исчезает и возвращается, неся для отвода глаз свои перчатки, которые уже рядом со мной натягивает на руки.

– Ну, что слышала?

– Слышала, как господин Дютертр говорил Арману Дюплесси: «Не стану желать вам счастья, сударь, это совершенно лишнее, когда женишься на такой девушке». Тут мадемуазель Лантене потупила глазки, вот так. Никогда бы не подумала, что такое возможно!

Я тоже удивляюсь, но по другой причине. Как же так? Эме выходит замуж, а директрисе хоть бы хны! Наверняка тут кроется что-то такое, чего я не понимаю! Зачем же мадемуазель Сержан так старалась завоевать Эме, зачем были эти сцены, слёзы, если теперь она с лёгким сердцем отдаёт её какому-то Арману Дюплесси, которого едва знает? Да ну их к чёрту! Буду я ещё терзаться и искать разгадку! Получается,