— Кандидат, приемлемый для обеих сторон. И для севера, и для юга. Будут выборы. — Она помедлила. — В этом нет сомнения.
— То есть ты сама не слишком уверена, — прокомментировал Ракким. — Надеешься, что все получится. Ты молишься, они молятся, а Всевышний, как ни странно, встанет на сторону того, у кого окажется больше оружия и кто будет готов не задумываясь его применить. Он всегда так поступает.
Сара покачала головой.
— У нас нет времени обдумывать все детали. Президент вернулся из Женевы с очень плохими новостями. Ацтланская империя предъявила притязания на весь юго-запад и половину Техаса. Большая Куба намеревается аннексировать оставшуюся часть Флориды и юг Джорджии. Правительство Канады, используя Доктрину коренного населения, требует вернуть большую часть Новой Англии, Пенсильванию, Мичиган и Висконсин. Враги пожирают как Библейский пояс, так и республику. У меня нет сомнений в том, что воссоединение довольно рискованно… но оно наш единственный шанс.
Ракким смотрел на ее изображение и хотел оказаться рядом.
— Рикки?
— Как Майкл?
— Скучает по тебе. Как и я.
— Ты должна будешь поставить в известность президента. Только он способен уговорить народ на воссоединение.
— Я знаю.
— И с генералом Киддом только он справится. Президенту придется потрудиться. Не исключено, что Кидда даже Кинсли уговорить не сумеет, но у тебя самой на это вообще нет шансов. Генерал не станет слушать женщину.
— Судя по твоим словам, мне удалось убедить тебя.
Сара замолчала.
— Есть новости об аль-Файзале?
— Служба безопасности сделала вывод, что он действительно взорвался. Энтони в этом не уверен. Как и я. Ты не говорил, что он был душителем.
— Вот такой я скверный мальчишка. Можешь отправить меня в постель без ужина.
— С удовольствием бы это сделала.
— Поцелуй за меня Майкла. Скажи, что папа любит его.
— Сам скажешь. — Сара вытерла глаза. — Вернешься домой и скажешь.
28
— Значит, ты просто собираешься заявиться в лагерь Полковника? — произнес Лео. — В этом и заключается твой гениальный план?
В зеркале заднего вида синее небо почти вытеснило силуэт Атланты. Они отбыли из квартиры Гетти сразу же после завтрака. Машину им подыскал сам Андалу. Побитый полноприводной пикап китайского производства с проржавевшими дверцами и крепкой подвеской. Надежный автомобиль, специально созданный для бездорожья, но совершенно непривлекательный для угонщиков или представителей власти. Саре бы он понравился. Она бы непременно возжелала отправиться на нем в штат Юта на поиски костей динозавров или отвезти Майкла к горе Рашмор, чтобы показать ему взорванные лица президентов. А потом, быть может, купила бы сыну макет оригинала у одного из уличных торговцев.
— В чем дело, я не достоин ответа? — Лео ждал. Юный мерзавец умел терпеть. — Ну?
— Да, я собираюсь просто заявиться в лагерь Полковника. Попытка проникнуть туда тайком не слишком хорошо закончилась для троих моих предшественников.
— Не хочу тебя разочаровывать, но, согласно теории игр, противоположность неудачной тактики не всегда является успешной.
— Спасибо за информацию.
— Может быть, наконец скажешь, зачем ты попросил отца зарыть твое досье в файлах КГБ? Как это может помочь?
Ракким смотрел на дорогу.
— Никто не верит тому, что им говорят. Верят только в то, что обнаружат сами. В то, что раскопают собственноручно. И чем труднее это оказывается найти, тем больше верят.
Лео обдумал услышанное.
— Значит, ты хочешь, чтобы Полковник взломал твое досье в базе данных КГБ?
Ракким улыбнулся.
— Если он этого не сможет, я покойник.
Толстяк зевнул.
По мере удаления от столицы машин на дороге становилось все меньше. Само шоссе пестрело от выбоин, а кюветы заросли сорняками. Их обогнал грузовик с пианино и роялями в кузове. Он то и дело перескакивал с полосы на полосу под грохот побитых инструментов. Ракким пристроился за ним, повторяя все его перемещения. Иногда преступники минировали дороги в надежде поживиться тем, что останется после взрыва. Интересно, сколько бы они выручили за разбросанные по асфальту клавиши?
Ухоженные поля арахиса и сои постепенно сменились сосновыми лесами и густым кустарником. Ракким заметил брошенную машину, почти погребенную зарослями. Вьющиеся растения оплели кузов, проникли в салон сквозь разбитые стекла. Мох и плесень расползлись по обивке. Бывший фидаин свернул на дорогу, не обозначенную указателем, и автомобиль запрыгал на ухабах. Они мчались в Северную Каролину.
— Покажи мне сребреник, — попросил Лео. — Обещаю, я буду обращаться с ним осторожно.
Ракким отдал ему монету. Он понимал чувства толстяка. Иногда бывший фидаин сам машинально касался ее или хлопал себя по карману, удостоверяясь в сохранности реликвии. Наверное, было полным безумием надеяться, будто древний серебряный кругляш поможет им завоевать расположение Малкольма Круза, но они отчаянно нуждались и в самом «пастыре», и в его армии оборванцев, а вера всегда остается величайшей силой во вселенной.
Лео сжал сребреник в ладони.
— Ты никогда не думал о том, что он может оказаться настоящим?
— Конечно, он настоящий.
— Нет, я имел в виду: а что, если он — один из тех тридцати, что получил Иуда?
— Ты гений в математике, рассчитай вероятность.
Лео потер серебряный профиль большим пальцем, словно вбирая в себя все его неровности.
— Вероятность — это одно, но нет такого понятия, как нулевая возможность.
Ракким забрал у него монету. Пальцы ощутили тепло. Скоро ему придется расстаться с ней. Иуда, скорее всего, испытывал те же ощущения. За деньги он мог купить все. Ничто не изменилось за две тысячи лет. Проблема, как всегда, одна и та же: купленное не задерживается надолго.
— Мне понравился Гетти, — произнес Лео. — Он сказал, что я могу приезжать к нему в Атланту в любое время.
— Гетти — политик. Он и должен всем нравиться. Это не значит, что ему можно вручить всю страну и верить, будто он станет поступать только правильно.
— Папа доверяет ему. И Сара доверяет.
— Если бы Сара ему доверяла, то рассказала бы мне о нем прежде, чем мы покинули Сиэтл. Она считает его полезным. А это совсем не значит, что она ему доверяет.
Лео вытянул ноги.
— Я все еще не понял, почему мы сейчас едем не к этому Малкольму Крузу, а снова делаем крюк.
— Мы не делаем крюк. Я уже говорил: у меня есть дела в Эддингтоне.
— У нас есть сребреник. Чего тебе еще не…
— Одного сребреника мало. Любая большая ложь должна состоять из трех частей, чтобы стать