— И до чего они докопались?

— А до чего они могли докопаться? — удивился Маркиш. — Потеряли трех сотрудников и отстали от Эллен Гриц и ее ребенка, оставив их под оперативным прикрытием. Но что оно могло дать?

— А вам не кажется, что пора приоткрыть занавес? — поинтересовался Нечаев. — Все-таки происходящее касается всего мира.

— Без доказательств? — поднял седые брови Маркиш. — Вы ведь не рассказали это в России? Боялись, что вам не поверят? Почему вы думаете, что здесь ваш рассказ воспримут всерьез?

— А разве то, что сейчас происходит в мире, не убеждает? — Нечаев подался вперед. — Хождение по воде, падение манны, звездное ожерелье, плачущие картины?

— Люди давно живут неприятием любой информации, — возразил Маркиш. — Желтая пресса врет так, что уже ничему нельзя верить. Недавно написали, что на побережье видели огромные шары, напоминающие мыльные пузыри.

— Представьте себе, сегодня я видел огромное количество таких шаров, — сообщил Нечаев, — только они рождались из облаков под нашим самолетом. Свидетельство очевидца вас не убеждает?

— Меня-то убеждает, — уклончиво сказал Маркиш. — Но убедит ли это других!

— Все дело в Младенцах. Они осваиваются, они осознают себя.

— Они пока еще дети, — хмуро глядя в сторону, сказал Маркиш. — Пока Они просто играют. Но что будет, когда Они осознают собственные возможности?

— Демиурги, — пробормотал Нечаев. — Это серьезно.

— Я не знаю, что за кровь была в чаше, — Маркиш сделал глоток остывшего кофе. — Но не сомневаюсь, что вскоре Они возьмутся за наш мир основательно. И для человечества безразлично — действительно ли это боги или потомки каких-то невообразимо могущественных существ. В конце концов, Бог всего лишь нарицательное имя Непостижимого.

По улице шли вооруженные солдаты из патруля. Стволы автоматов целились в землю.

— Прекратить войны, — мечтательно вздохнул Нечаев, — избавиться от веков несправедливости, сделать всех действительно равными и счастливыми. Разве это плохо?

— Кажется, когда-то в нашей общей стране уже мечтали об этом, — Маркиш осторожно поставил пустую чашечку на блюдце. — Разве вы не помните, чем это кончилось? Сделать счастливыми насильно невозможно, для этого придется пролить столько крови, что будет глупо говорить о счастье. Апокалипсис не очищение, апокалипсис — мясорубка, в которой станут прокручивать человечество, делать из него фарш.

— Я думаю, до апокалипсиса дело не дойдет, — неуверенно сказал Нечаев. — Первый раз Он пришел пострадать за людей.

— Первый раз Он пришел сам, — возразил Маркиш. — А теперь мы Его позвали. Чувствуете разницу? Он пришел с братьями. Но разногласия бывают даже у богов. Особенно если они одинаковы и думают одними категориями. Самое страшное — мы ничего не можем сделать, всему человечеству остается одно — ждать и надеяться на Их милосердие. И не сердить Их по пустякам.

— И все-таки выход должен быть, — упрямо возразил Нечаев. — Должен быть какой-то выход! Может быть, следует сделать так, чтобы о случившемся знал весь мир.

— Глупость, — сказал Маркиш, закуривая сигарету. — Они могут воспринять это как угрозу Будущему, и тогда последствия будут совсем непредсказуемы. Если Они воспримут нас как угрозу, доживем ли мы до следующего дня? А главное — будет ли толк от нашего петушиного крика? Поверят ли нам? Скорее, нас примут за сумасшедших. Все настоящие пророки рано или поздно кончали плохо.

— Да и мы не особо годимся на роль пророков, — кивнул Нечаев.

— Это не для меня, — сказал Маркиш. — Я, знаете ли, не Дон Кихот, я простой человек и постараюсь дожить до конца спокойно, ни во что не влезая. Я не боюсь Страшного суда, но меня волнует сама его возможность. И потом — вы считаете, что успели бы рассказать миру обо всем? А если это противоречит Их замыслам? Пока мы имеем дело с играющими Богами. Но скоро играм придет конец.

Он встал и положил деньги на столик.

— Пойдемте, — сказал он. — Здесь недалеко. Я покажу вам Стену Плача.

— Пожалуй, я пока посижу, — сказал Нечаев. — Когда я сюда летел, мне казалось, что мы поймем друг друга.

— И это действительно так, мы друг друга прекрасно поняли. Но понять — еще не значит согласиться, — сказал Маркиш. — Вы знаете, как отсюда добраться до гостиницы?

— Найду, — бездумно отозвался Нечаев. — Здесь треть жителей говорит по-русски.

— Я еще позвоню, — пообещал Маркиш.

— А смысл? — поднял глаза Нечаев. — Кажется, у нас и в самом деле нет иного выхода. Ждать и надеяться — это все, что нам остается. Знаете, я даже рад, что теперь не являюсь единственным хранителем жутковатой тайны. В моем сейфе лежит десяток писем, адресованных в редакции разных газет. Я не рискую их отправлять, но, возможно, их получат после моей смерти. Откровенно говоря, мы ведь сами мало чем отличаемся от Игроков. Я имею в виду человечество. Мы заигрались во всемогущество науки и нечаянно разбудили всемогущих богов. Мы пробудили силы, которые просто не следовало трогать.

Некоторое время Маркиш смотрел на него, потом безразлично взмахнул рукой.

— Прощайте, — сказал он и пошел на выход.

Некоторое время Нечаев смотрел ему вслед, потом потянулся за чашечкой. Кофе совсем остыл и потерял вкус.

— Официант, — попросил Нечаев, — еще один кофе.

Младенцам предстояло вырасти. Из Игроков им предстояло стать Создателями или Разрушителями.

«И поведу слепых дорогою, которой они не знают, неизвестными путями буду вести их; мрак сделаю светом перед ними, и кривые пути — прямыми: вот, что я сделаю для них», — вспомнил Нечаев слова пророка Исайи.

Возможно, Младенцы поступят именно так, когда наиграются и вырастут. Возможно, с их взрослением мир и в самом деле станет лучше и счастливее. Очень хотелось в это верить.

Если не верить, то хотя бы на это надеяться.