— …удивительное и чудесное, — сообщил диктор новостей. — Тысячи сирийцев, проживающих на побережье, вдруг обрели неожиданную способность ходить по воде. Жители приморских городов Сирии с удовольствием демонстрируют открывшиеся способности многочисленным туристам со всего мира…

— Началось, началось, — нервно повторил Калгин.

— А я бы хотел научиться ходить по воде, — разглядывая папку с оперативно-розыскными материалами, лежащую перед ним, сообщил Примус. — Даже удобно, когда на дачу едешь, речной трамвайчик иногда по сорок минут ждать приходится, а тут собрался и пошел по воде. И добираться в три раза короче, чем транспортом.

— Коля, — вздохнул Калгин. — Думай, что говоришь!

— Так ведь все равно мы ничего сделать не можем!

— Это верно, — кивнул Нечаев. — Сделать мы ничего не можем. Только ждать и смотреть, как оно все обернется.

Утром, когда они с Калгиным вышли из дома, Нечаев поднял голову и посмотрел на небо.

В медленно разгорающихся и набирающих свет небесах виднелись шесть звезд, образующих правильную окружность. Именно о них наперебой сообщали все средства массовой информации. Кто-то видел во вспыхнувших звездах сигнал разумных существ, астрономы утверждали, что шесть сверхновых просто не могли вспыхнуть одновременно в одном месте, попы видели в этом тайный знак, предсказанный давным-давно, но и их смущало и озадачивало количество высыпавших в одночасье звезд. И только они трое знали, что происходит на самом деле. Впрочем, нет — почти всё знали Второй Пророк Церкви Единого Бога Гонтарь, начальник службы его безопасности Постников и кандидат биологических наук Гнатюк, но Нечаев сомневался, что такое положение дел протянется длительный срок.

Сейчас они с Калгиным сидели в кабинете Нечаева и смотрели, как Примус, ловко орудуя кривой хирургической иглой, шьет толстыми белыми нитками оперативно-поисковое дело.

— Помалкивать надо, — сказал Калгин. — Ну, напугаем мы народ, дальше-то что? С ними все равно никто ничего поделать не сможет! Значит так, Сергей Иванович, сворачиваться надо, засиделся я у вас. Время к концу света, пора подниматься на крыло.

— Иваныч, так я пойду? — спросил Примус, вставая из-за стола и протягивая оформленную папку начальнику.

— Иди, — сказал Нечаев. — Иди, Коля.

— Кстати, Николай, — остановил опера Калгин. — А почему тебя Примусом прозвали? Все вокруг — Примус, Примус…

— Так, — смущенно сказал Евграфов. — Давно это уже было. У нас занятие по изучению приказов и указаний МВД было. Ну, начальнику показалось, что я с соседями разговариваю, поднял меня, отчитывать начал. А я ему говорю: «За что, Владимир Иваныч? Сижу спокойно, никого не трогаю, примус починяю»… Ну, с тех пор и пошло…

Он вышел из кабинета начальника, прошел к себе, сел за стол и, воровато оглянувшись на дверь, подняв телефонную трубку, стал набирать номер.

— Вика, привет, — сказал он, прикрывая трубку ладонью. — «Хванчкару» хочешь? А конфеты «Рафаэлло»?.. А меня?..

— Ну, не в вине счастье, — рассудительно сказали на другом конце провода, — без конфет я тоже могла бы обойтись, а вот то, что ты предложил на третье… Ты же знаешь, не могу отказаться от сладкого. Слушай, Колька, я ведь и располнеть могу! Как ты будешь объяснять жене, что у тебя вдруг появилась внебрачная дочка?

— Времени достаточно, чтобы придумать что-нибудь умное, — нетерпеливо сказал Примус. — Все- таки девять месяцев — не один день. Так что?

— О, господи! — засмеялась Вика. — Конечно же, приезжай. И «Хванчкару» свою захвати, о конфетах я уж не говорю!

Шесть звезд, образуя правильную окружность, все еще горели над миром.

Они были видны всю ночь, от заката до рассвета, они светили нагло и невероятно, опрокидывая все представления о вечности, космосе и звездных светилах. О них спорили, о них говорили, их свет вызывал дикие предположения, так же далекие от истинности происходящего, как представления Птолемея об устройстве Вселенной.

Небо манило и пугало новыми звездами, которые открывались глазам астрономов ежедневно, словно черная тьма космоса покрылась серебристыми мигающими язвочками, от которых не было спасения. Стала медно-красной Луна, она словно придвинулась ближе к Земле, она пугала округлостью своих, чудовищных боков, вздымала в океане многометровые волны, и на страны, что были близки к океанам и южным морям, накатывались цунами, ежедневно разрушая дома и унося в морские глубины людей. Словно чудовищные челюсти, волны перемалывали земляной пирог, принося вместо унесенных плодородных земель белый океанский песок, в котором сверкали золотые улитки и раковины, но до них уже никому не было дела — мертвый богач ничем не лучше живого нищего, живому нечего тратить, мертвому тратить некогда.

Начальник личной охраны Второго Пророка Постников был найден в номере одной из московских гостиниц при обстоятельствах, не исключающих самоубийство.

Это случилось за неделю до того, как Второй Пророк скоропостижно скончался в своей резиденции. Обыкновенная история — инсульт, недолгие муки и торжественные похороны, какие только могут случиться у того, в кого верила паства. Их показывала мировая телекоммуникационная сеть.

«Мы хороним не человека, — сказал Первый Пророк в траурной речи. — Мы хороним святого, прикоснувшегося к скрижалям истины и света, мы провожаем в последний заоблачный путь истинно верующего, который стремится к встрече с Создателем».

Жадная к жизни и не знающая прощения мысль одного из демиургов настигла Второго Пророка. К этому времени многие демиурги, сопровождаемые матерями, покинули Россию. Приближалось время преобразования мира, и страшно было подумать, чем эти преобразования закончатся и закончатся ли вообще. Происходящее пугало и вгоняло в тоску. Ощущение причастности к происходящему рождало острое чувство обреченности.

Старший оперуполномоченный УУР МВД России Роман Калгин погиб при возвращении в Москву. Пассажирский поезд на тупиковой линии врезался в цистерну с бензином, погибло двадцать семь человек из первого вагона, в том числе Калгин. Это могло быть случайностью, но Нечаев в случайность не верил, воспринимая происходящее как продолжение истории с Младенцами, и укрепился в этом мнении, когда через пять месяцев из Южного федерального округа сообщили, что старший оперуполномоченный уголовного розыска Николай Евграфов погиб при проведении спецоперации в Дагестане. Обезвреживали группу ваххабитов, засевших в частном доме. В ходе перестрелки случайная пуля угодила Евграфову в незащищенную шею. Через неделю после его гибели к Нечаеву пришла молодая женщина, назвавшаяся Викой. Даже неискушенный человек догадался бы, что женщина беременна, — так явственно платье обтягивало округлый животик. Вика попросила у Нечаева фотографию Николая Евграфова. Кадры еще не успели сдать дело в архив, поэтому Нечаеву без особого труда удалось выполнить ее просьбу — он просто взял последнюю фотографию Примуса из его личного дела и отнес ее в экспертно-криминалистический отдел, где с нее сделали несколько хороших дубликатов.

Андрей Георгиевич Гнатюк был жив, но потерял память. Бывает. Зимним днем в гололед он перебегал дорогу, поскользнулся, упал и ударился затылком об асфальт. В результате Андрей Георгиевич совершенно забыл все, что происходило в последние три года. Конечно, это тоже могло быть случайностью, но цепь случайностей привела к тому, что Нечаев остался единственным хранителем тайны, и это тяготило его, тем более что в мире начали совершаться непостижимые и жутковатые чудеса.

Семь дней над голодным африканским континентом шел дождь из манны. Белые бугристые питательные комки усеивали саванну и пески пустынь, засыпали улицы городов и деревень; люди заготавливали манну впрок, ею были переполнены склады; а манна все сыпалась с безоблачных небес; изголодавшиеся дети жадно поедали ее прямо на улицах; в небесах, подхватывая падающую манну, носились стаи взволнованных птиц; среди зарослей трав ее поджидали газели и быки, антилопы и львы, уже не обращающие на бывших жертв никакого внимания; на воде не стихали круги от прожорливых рыб. День