Юра и Нюра с самого утра заявились в милицию к Ломоносову. Каждые пять минут они дёргали невыспавшегося участкового и просили позвонить в штаб — узнать, нет ли там новостей. Чтобы хоть как-то занять детей, лейтенант вручил им бинокль и велел обследовать все окрестные вороньи гнёзда. Бинокль Нюре очень понравился, и она весь день не выпускала его из рук, наблюдая за братом, который отважно взбирался на самые высокие деревья…
Наступил вечер. Ничего не подозревавшие служащие «Гута-банка» закончили работу и разошлись по домам. А в штабе царило страшное напряжение. Вертолёты кружили уже над Садовым кольцом, но никакой положительной информации не было… Генерал ставил на карте крест за крестом.
— Прямо кладбище какое-то из карты устроили! — мрачно заметил Барабан Барабаныч.
— Сплюньте, — раздражённо ответил ему Лебедев-Пугач, — Или постучите три раза…
— Я и так стучу, — сплюнул дед.
Нервы у всех были на пределе. Когда Барабашка превратился в клад, точно никто не знал. Но по подсчётам Барабан Барабаныча внук мог продержаться не дольше завтрашнего утра. А искать ночью не имело никакого смысла. Это понимали все.
В восемь часов в штаб самовольно явился Ломоносов с детьми. Получив приказ Гуталинова, Вован и Толян пропустили их и заняли исходную позицию у дверей.
— Фиг ли им тут делать? — зевая, сказал Вован.
— Не фига, — согласился с напарником Толян.
Честно говоря, они не очень понимали логику своего шефа, собравшего у себя на ночь глядя эту далёкую от бизнеса компанию.
Последний луч солнца освещал крону столетней липы, стоявшей во дворе «Гута-банка», когда над головами телохранителей появился вертолёт.
— Фиг ли ему тут делать? — зевая, сказал Вован.
— Не фига, — согласился с напарником Толян.
В этот момент на столе Гуталинова заговорила милицейская рация. Даже не заговорила, а заорала:
— Внимание, «первый»! Говорит «второй». Видим объект…
— Где? — заорал в ответ Главный Милиционер. — Где видите?
— На липе. Возле «Гута-Банка». Конец связи…
Да, капитану Скворцову повезло. В том самом последнем луче заходящего солнца в вороньем гнезде блеснула золотая ложка!
Увидев, как с вертолёта по специальным тросам во двор банка посыпались десантники, Вован и Толян начали палить из автоматов, решив, что на банк совершено нападение.
Взвод Скорцова открыл ответный огонь.
— Ну, наконец-то повеселимся! — обрадовался капитан Скворцов, узнав вчерашних террористов. — Я им сейчас постреляю…
Но в этот момент из окна раздался громовой голос:
— Говорит Гусев-Лебедев-Пугач! Говорит Гусев-Лебедев-Пугач! Всем немедленно бросить оружие!
— Ну вот, — выругался Скворцов, но, повинуясь приказу, бросил гранатомёт вниз.
— Кар-р-раул! — закричала ворона, едва успев увернуться от летящего на неё смертоносного оружия.
Ломая ветки, гранатомёт рухнул на землю, а из пробитого гнезда посыпался золотой дождь: монеты, серьги, кулоны, брошки, цепочки, запонки, два пасхальных яйца и штук двадцать золотых ложек…
— Ни фига себе! — почесали в бритых затылках Вован с Толяном. — На фига вороне столько?
На этот вопрос и сама ворона вряд ли сумела бы ответить. Однако всю жизнь прилежно, как говорится, в год по чайной ложке, таскала к себе в гнездо чужие драгоценности. Может быть, она собиралась передать всё это по наследству, но вместо того, чтобы выводить птенцов, эта старая жадина всю жизнь просидела на золотых яйцах работы знаменитого мастера Фаберже…
Кабинет Гуталинова и так уже ломился от золота. На столе стоял клад. В углу валялась груда скупленных миллиардером ложек. Когда же со двора принесли ещё и воронье наследство, мама Таня не удержалась:
— Господи! Сколько же всё это стоит?!
— Сейчас прикинем. — Гуталинов с готовностью достал калькулятор.
— Тошнит уже от этого золота, — мрачно сказал Юра и подошёл к столу.
— Меня тоже, — поддакнула Нюра. — Давайте скорее Барабашку превращать. Только ложечку, чур, я положу!
Чуда не произошло.
Вернее, никто не заметил, как оно случилось. Просто сервиз исчез, а на его месте возникла точная копия Барабан Барабаныча, но без бороды.
— Ба-ра-ба-шеч-ка!.. — зачарованно прошептала Нюра.
— Понятное дело, — согласился Барабашка. — А вы кого ждали?..
Глава девятая
День стоял тёплый, но не жаркий. Ветерок был прохладный, но не сильный. Из редких пушистых облачков моросил дождик, но только на клумбы и голубые ели.
— Как, оказывается, в Кремле-то хорошо! — радовалась мама Таня. — Тихо, народу мало. Я ведь здесь раньше только в выходные бывала и в праздники.
— А у нас сегодня разве не праздник? — воскликнул Главный Милиционер. — Смотрите, какие у вас прекрасные цветы!
— А какой у детей удивительный мячик! — заговорщицки хихикнул Гуталинов.
— Прекрасный мячик! Только бы он никуда не ускакал, — улыбнулся Ломоносов.
Компания из четверых взрослых и двоих детей неспешно прогуливалась по Кремлю, не привлекая к себе особого внимания. Да и что удивительного — дама с цветами, дети с мячиком. Правда, весёлый разноцветный мячик прыгал сам по себе, без посторонней помощи, а букет цветов менялся прямо на глазах. Гладиолусы превращались в розы, розы — в незабудки, незабудки — в тюльпаны…
— Тюльпаны — мои любимые цветы, — сказала мама Таня. — Никогда бы не подумала, что вы, Барабан Барабаныч, такой дамский угодник!
— Да ладно уж, — пробурчал Барабан Барабаныч и расцвёл ещё сильнее.
— Спасибо вам, Барабан Барабаныч, — сказал Гуталинов. — Теперь я буду знать, какие у Тани любимые цветы.
Так вот, мило беседуя, они подошли к Царь-пушке. Юра и Нюра уже успели обследовать её со всех сторон и теперь пытались сдвинуть огромное каменное ядро, лежавшее; рядом.
— Пострелять решили? — шутливо погрозил им пальцем Лебедев-Пугач.
— Смотрите в нас не попадите! — подхватил Гуталинов.
— Ага, страшно без охраны? — усмехнулся Барабан Барабаныч. — Не волнуйтесь, эта пушка ни разу в жизни не стреляла. И не выстре…
Не успел он докончить фразу, как раздалось громкое «бабах!», и из жерла пушки вылетел снаряд.
— Ложись! — скомандовал Главный Милиционер.
