волков без вожака брат брату в глотку вцепились. Это ли не кара? Так что, Алёша, на счёт возмездия не сомневайся. Этим тоже придет. «Кто создает зло, от дома того не отойдет зло». Это там же написано.

— Ты прав, Жора. Я вот в деревню свою ездил. Родители давно уехали в город, а мне так захотелось детство свое вспомнить. Уговорил брата, чтобы на машине своей завез. Пятнадцать лет не был, как увидел — ужас какой-то. Ты понимаешь, была деревня около ста домов, а сейчас многие развалились, многие заколочены. Осталось человек пять — шесть стариков. Всё бурьяном поросло. Раньше в каждой деревне свой колхоз был, а сейчас пять деревень в один объединили. И кому же там работать? Это, наверное, и есть возмездие всему народу за невинно загубленные души и за разрушенные храмы.

— Понимаешь, Алеша, вот крепость стоит. Я не могу её полком за минуту раздолбать, время надо. Я не от того, Алеша, расстроен, что меня сегодня отодрали, а потому, что мы с тобой занимаемся вопросами, не свойственными армии. И с каждым годом становится все хуже, а выхода нет. Вот сегодняшний Военный совет, к примеру. Сидят люди в погонах и решают, сколько и как сдать мяса, металлолома. Почему я большую часть своей службы должен заниматься несвойственными мне функциями?

— Жора, это же всё сверху идет, от некомпетентности в руководстве. Мне кажется, что они спохватятся и начнут все переделывать.

— Да, Алеша, лет через двадцать, когда армия будет на грани развала, все закричат о реформах. Но реформировать-то, кто будет? Эти же Скворцовы, Куликовы, пернатые, одним словом. Но боюсь, что у них ничего не получится. Кривое дерево нельзя выровнять. Его можно вырвать и посадить новое.

— А как это сделать, Жора? Ты же понимаешь что ни ты, ни я, ни те в лампасах не смогут ничего сделать.

— Время само сделает, — сказал Егоров. — Наступит такой момент, что им не выгодно будет продвигать по армейской карьере своих сынов, то есть внуков нынешних, а может выгодно будет делать карьеру, ну скажем, в торговле. Вот тогда и придут в армию самые одержимые службой. Как пришли в свое время Фрунзе, Блюхер. Тухачевский, Жуков — они-то и сделают реформу.

— Так это же еще одно поколение, где-то лет тридцать. Одним словом, в двадцать первом веке. Мы, наверное, и не доживём.

— Я опять с примером про ту крепость. Сразу раздолбать нельзя, — Егоров задумался, — нельзя сразу и построить. Я вот хранилище для техники всем полком строю, всего на восемьдесят единиц, а уже год колупаюсь, а это Вооруженные Силы. Можно и быстрее это сделать, но для этого необходимо закрыть глаза и выгнать весь Генштаб.

— Ну, ты хватил, разве можно весь?

— Понимаю, что нельзя, но и нельзя оставить. Если хирург оставит хоть одну раковую клетку, пойдут метастазы. Поэтому и режут вместе с больными здоровые клетки.

— Жора, а тебе не кажется, что от них, наверху, тоже ничего не зависит?

— А от кого зависит?

— Мне кажется, что это система, — заявил Алексей, — во главе с ЦК

— Но кто-то же создал эту систему. Создала её партийная верхушка, для своего же блага.

— Ты прав, Жора. Мой школьный друг женился на дочке секретаря обкома. Всю Европу объездил, в Штатах был. А меня фиг-с два куда пустят.

— Вот ты, Алеша, родом с Полтавской области. Скажи, после службы сможешь уехать жить в Москву? Не сможешь, и никто не посмотрит, что жена твоя коренная москвичка. Ты видишь, что они нас за быдло держат. И будут держать, пока эта система, которую они построили для себя, их же и прихлопнет. Пока не придет это возмездие.

— Так мы ж с тобой в эту систему входим, — сказал Алёша.

— Входим, только винтики поменьше. На своем гарнизонном уровне мы тоже, вроде бы, как кровососы, только маленькие, — сказал Егор.

— Вроде комара, — засмеялся Алёша

— Да, пищит, спать не дает, назойливый такой. Правда, ладошкой легко его можно прихлопнуть. Вот напишет на тебя какая-нибудь сволочь анонимку, придут эти слуги кардинала, «верные ленинцы», и заклюют. А если напишет ещё и капитан в коротких штанишках…

— Это кто такой? — Спросил Алёша

— Особиста я так зову. Так вот, если этот добавит к этой анонимке свою писульку, то с должности снимут.

— Знаешь, Жора, мне один лейтенант рассказывал, как особист заставляет его писать на меня и моих замов доносы. Говорит, посадит и диктует. Лейтенант отказался, так он его жрать начал.

— Ну, ладно, Алеша, давай спать, а то договоримся, что нас с тобой посадят.

В полку развернулась работа по подготовке к инспекции. Егоров неделю никого не выпускал из автопарка. «Проверять не будут, — почему-то уверенно думал он, — но технику за эти дни восстановлю». К концу недели он думал поднять по тревоге и проверить технику с выходом в район сбора. Но планам его не суждено было сбыться.

Утром в пятницу позвонил комдив и сказал, что комиссия приехала и находится в штабе армии.

— Ты знаешь, что в округе берут только две дивизии, нас и соседей. По двум дивизиям и оценят округ.

— Как это по двум, а остальные?

— Остальные «кастрированы», там и людей почти нет, техника да офицеры. Что ты мне глупые вопросы задаешь, дурачишься, как будто, не знаешь?

Через час в кабинете зазвонил телефон. Егоров взял трубку.

— Слушай новость, сдавать проверку будет твой полк.

Егоров как сидел, так и замер на своем месте.

— Чего молчишь, — в трубку закричал комдив.

— Так ведь, так ведь…, — запинаясь, пробормотал Егоров, — есть же отличник-полк. Тесть же его в Москве, ему оценку плохую не поставят.

— Я сам так думал, Егор Иванович, только Москва не разрешила его трогать. Тебя выбрали. Ты готов?

Что оставалось ему говорить?

— Готов, — сухо ответил Егоров.

Целый час он сидел в шоке, не выходя из своего кабинета, и думал, как быть? Технику более-менее подготовили. Стрельба, вождение — кол, остальные предметы не лучше. Вот уж — пришла беда, отворяй ворота. В дверь без стука почти влетел замполит Шорников.

— Командир, мы проверку сдаем Москве. Мне начальник политотдела армии звонил. Сказал, завтра приедут смотреть готовность полка к проверке.

Егоров молчал.

— Чего молчишь, командир?

— Да знаю я всё это, только что с комдивом разговаривал.

— Так надо готовиться. Завтра член Военного совета приедет, смотреть будет.

— Слушай, ну его в задницу, твоего «члена», я завтра вывожу полк на полигон, оставшиеся субботу и воскресенье надо пострелять, а начальника встречай сам. Всё равно, надо будет чемоданы собирать, потому, как больше двойки не получим. Ну, а ты встречай, может, пожалеет, где-то в политотделе пристроит.

Шорников утром обходил подразделения.

Вечером в ленинских комнатах он обнаружил, что везде были написаны решения старого двадцать четвертого съезда, а уже был двадцать пятый. «Снимет Член башку», — подумал Шорников. Номер съезда был написан римскими цифрами. Он принял решение стереть по одной палочке и вместо двадцать четвертого получится двадцать пятый. Писарь всё сделал аккуратно, и в ленинских комнатах появились